Отречение это: отречение — Викисловарь

Эти примеры предложений автоматически выбираются из различных источников новостей в Интернете, чтобы отразить текущее употребление слова «отказ». Взгляды, выраженные в примерах, не отражают мнение компании Merriam-Webster или ее редакторов. Отправьте нам отзыв.

Первое известное использование отречения

14 век в значении, определенном выше

История и этимология отречения

Среднеанглийский отречение , от англо-французского, от латыни renuntiation-, renuntiatio , от renuntiare до отказа

Узнать больше о отречении

Статистика по отречению

Цитируйте эту запись .” Словарь Merriam-Webster.com , Merriam-Webster, https://www.merriam-webster.com/dictionary/renuction. По состоянию на 3 сентября 2020 г.

Дополнительные определения для отречения

Правовое определение отказа

Комментарии к отказ

Что побудило вас искать отказ ? Расскажите, пожалуйста, где вы это читали или слышали (включая цитату, если возможно).

Отречение — Переиздание Википедии // WIKI 2

Отречение (или отказ от ) — это акт отказа от чего-либо, особенно если это то, что отшельник ранее наслаждался или одобрял.

В религии отречение часто означает отказ от погони за материальными благами в интересах достижения духовного просветления.Это широко практикуется в джайнизме. В индуизме отреченный образ жизни — это санньяса ; В буддизме слово «отречение» на пали — nekkhamma , что более конкретно означает «отказ от мира и ведение святой жизни» или «свобода от похоти, страстей и желаний». ^[1] См. Сангха, Бхиккху, Бхикхуни, Шрамана. В христианстве некоторые конфессии имеют традицию отречения от дьявола.

Отказ от гражданства — это формальная процедура, при которой лицо добровольно отказывается от статуса гражданина определенной страны.Человек также может отказаться от собственности, например, когда он подает заявление об отказе от ответственности в отношении собственности, которая была оставлена ​​ему в завещании.

Энциклопедия YouTube

• ✪ Отречение — Gen Losang Kelsang

• ✪ Отречение — Вен Аджан Брам

• ✪ 03-03-14 Как отречение приносит счастье — BBCorner

Содержание

Махатма Ганди

В Индии широко распространено мнение, что добровольное отречение — это способ обретения власти для любой цели.В Южной Африке (1893-1915) Ганди испробовал множество духовных практик и экспериментов, почти все из которых включали компонент отречения, основанный на практике Санньяси. После прочтения книги Джона Раскина Unto This Last Джона Раскина в 1904 году он удвоил свое стремление обрести больший контроль над собой, повысив свою способность работать на общее благо и обрести чувство единства с другими. Окончательное отречение от себя, своей отделенности от других и мира.

Христианство

В некоторых христианских конфессиях отречение от дьявола является обычной литургической рубрикой.Чаще всего это наблюдается в связи с таинством крещения. В Римско-католической церкви крещение обычно включает «Молитву изгнания нечистой силы». Позже во время церемонии родителей и крестных просят публично отречься от дьявола. ^[2]

Англиканская церковь отклонила эту рубрику в обновлении литургии в 2014 году. По данным The Independent, это было сделано в попытке «расширить привлекательность» обряда. ^[3] В предыдущем отчете литургической комиссии Церкви говорилось, что «[е] или большинству присутствующих существующее положение может показаться сложным и недоступным.» ^[4]

В норвежской церкви публичное отречение от дьявола является обязательным элементом основной службы. Об этом говорится в собрании до исповедания веры (обычно в Апостольском Символе веры, поскольку Никейский Символ веры в значительной степени зарезервирован для особых обрядов). Выполнение богослужения, которое включает в себя крещение, также считается продолжением свидетельства, данного спонсорами, поскольку от них требуется исповедоваться в деноминации, которая не отвергает апостольский или никейский символ веры и не отвергает крещение младенцев. ^{[5] [6] [7]}

См. Также

Список литературы

Внешние ссылки

Отказ

Идея отречения никогда не была особенно привлекательной для большинства людей, даже когда ее важность как идеала признавалась. Однако для большей части западного мира сегодня отречение кажется не столько неприятным, сколько незнакомым и даже почти непостижимым. Конечно, так было не всегда. Люди Средневековья были хорошо знакомы с традиционным христианским представлением об этом мире как о чем-то, что представляет собой множество ловушек для души и не имеет большого значения по сравнению с грядущей вечной жизнью.То, что эта концепция перестала быть столь же влиятельной, как когда-то, является результатом ряда сложных исторических процессов, но что касается современных взглядов, то фактором наибольшего и самого непосредственного значения, вероятно, будет быстрое развитие науки и техники в девятнадцатом и двадцатом веках.

Я думаю, что наука повлияла на отношение людей к миру тремя способами. Во-первых, он, похоже, подтвердил своими достижениями веру древнегреческих философов в способность человеческого разума постичь все тайны Вселенной.Во-вторых, эти впечатляющие достижения заставили людей почувствовать, что физический мир, который до сих пор был областью научных исследований, является единственным миром, который стоит исследовать, и даже единственным «реальным» миром. И в-третьих, предоставляя с помощью технологий, которые сделали возможным, изобилие хороших вещей для нашего удовольствия, наука поощряла озабоченность объектами и удовольствиями чувств и соответствующее безразличие к тем вещам, которые считаются ложными. вне досягаемости чувств.

Итак, если этот мир, который мы воспринимаем, является единственной реальностью, а чувства и разум — единственными действительными средствами познания, из этого следует, что отречение от мира бессмысленно и что стремление к реальности, превосходящей разум и чувства обречены на бесполезность.

Всегда было много людей, которые согласились бы с этим, и философы-материалисты не испытывали недостатка даже во времена Будды. Но я думаю, было бы правильно сказать, что идеи такого рода никогда не были так широко приняты, как сегодня в западных странах и странах, находящихся под западным влиянием.Это затронуло даже религиозную мысль, и ряд прогрессивных христианских богословов пытаются адаптировать свои доктрины к духу эпохи, приукрашивая элемент отречения в учении Иисуса и христианской традиции и подчеркивая, по иудейски, участие в мире, а не отстраненность от него. Подобную тенденцию можно наблюдать повсюду: например, во многих «новых религиях» современной Японии или в трудах индийских мыслителей, таких как Радхакришнан и Шри Ауробиндо.

В свете всего этого буддизм следует считать несколько немодным. Некоторые критики обвиняли (и до сих пор обвиняют) его в пессимистическом, нигилистическом и отрицании жизни. Конечно, буддизм не пессимистичен. Фактически, это самая оптимистическая из религий, поскольку она учит, что человек может совершенствоваться здесь и сейчас и своими собственными усилиями освободить себя от всех страданий и несчастий. И это не нигилизм. Как часто указывал Будда, он учил только уничтожению страдания и невежества.И если буддизм отрицает жизнь, то только потому, что он бросает вызов смерти, ибо жизнь и смерть неразделимы. Тем не менее, эти критики уловили важную истину о Дхарме; что по сути это учение отречения. В определенном смысле буддизм более «посюсторонен», чем любая другая религия, поскольку он берет в качестве отправной точки не какое-то отдаленное и трансцендентное Существо или Действие, а мир, как он ощущается обычными живыми существами. В другом смысле, однако, он более «потусторонний», чем большинство других, поскольку, согласно Будде, мир, каким мы его знаем, обладает тремя фундаментальными характеристиками: он не содержит ничего постоянного; по этой причине она по существу неудовлетворительна для тех, кто видит ее такой, какая она есть на самом деле, и не сбивается с пути внешними проявлениями; и, наконец, в нем нет ничего достойного рассмотрения как «я» или «мое», ничего, что было бы каким-либо образом неизменным или существенным.Эти три характеристики являются основой Учения Будды, а вторая из них, известная как «болезнь» или «страдание», является темой Четырех истин, которые Будда изложил в своей первой проповеди.

В этом нет ничего двусмысленного. Будда хорошо знал, что в мире можно найти много удовольствия и счастья, как это обычно переживается, но он настаивал на том, что эти удовольствия преходящи и, следовательно, относительны и ограничены, и что истинное счастье можно обрести, только отказавшись от того, что есть. мирское, преходящее, относительное и ограниченное, и вместо этого ища трансцендентного, неизменного, абсолютного и неограниченного.Это абсолютное состояние (если его можно так описать) и называется нирваной. Его можно определить, если вообще возможно, только в отрицательных терминах, поскольку то, что полностью трансцендентно, обязательно неописуемо. Конечно, это не Бог, создающий и поддерживающий мир, и не Божество, которое является источником или субстанцией мира. Фактически, хотя это может быть достигнуто теми, кто все еще живет в мире, на самом деле оно не имеет никакой связи с миром, и по этой причине его природу нельзя передать с помощью такой земной вещи, как язык, хотя поэтическое (i .е., небуквальный) использование языка, безусловно, может предложить что-то его качества, как в следующем известном отрывке: «Есть, монахи, царство, где нет ни земли, ни воды, ни огня, ни ветра … . ни этот мир, ни следующий, ни солнце, ни луна. Вот, монахи, я говорю, что нет ни прихода, ни ухода, ни оставления; ни смерти, ни рождения. Без основания, без непрерывности, без поддержки: это конец страданий » (Удана).

Таким образом, буддизм — это учение отречения.Остается посмотреть, от чего отказываются и почему. Будда сказал: «То, чему я учу, — это просто болезнь (или страдание) и ее прекращение». Итак, от чего отказываются — это болезнь, страдание, неудовлетворенность. Но что такое неудовлетворительность? Вот ответ Будды: «Рождение — это болезнь; старость и разложение — болезнь; смерть — болезнь; печаль, скорбь, боль, горе и отчаяние — болезнь; не получить желаемое — плохо. Короче говоря, пять групп, которые являются объектом привязанности больны «. Эти «пять групп», взятые вместе, составляют совокупность того, что мы называем «существом», и того, что это существо чувствует как свое «я».»Они могут быть переведены следующим образом: форма или материя, чувство, восприятие или представление, мотивация или умственная деятельность и сознание. Таким образом, именно он является источником страдания, и именно от него следует отказаться, если кто-то хочет быть свободным от страдания. Это истина, которая признана большинством религий, но полностью понимается только в буддизме. Чувство «я», глубоко укоренившееся чувство «я» включает в себя желание непрерывного Другими словами, оно порождает жадность и привязанность как к самому себе, так и к тем вещам, которые усиливают его существование и заставляют его чувствовать себя в безопасности, такие как чувственные удовольствия, обладание, родство с другими, и так далее.Он также порождает ненависть или отвращение к тому, что является анти-я, то есть к тем вещам, которые угрожают продолжающемуся существованию или счастью личности, нападая на нее (или на то, с чем она себя идентифицирует) или расстраивая ее каким-либо образом. Таким образом, «я» никогда не может быть по-настоящему счастливым, поскольку оно постоянно возбуждено желаниями и страхами, которые крепко привязывают его к миру и вызывают «болезнь», от которой Будда предписал лекарство.

Из этого краткого анализа будет видно, что «я» и мир взаимозависимы, наши эмоциональные реакции на мир усиливают наше чувство «я», а наше чувство «я» вызывает иллюзорное появление постоянного и материального мира с объективными качествами желательности. и нежелательность.Следовательно, отречение от мира и отречение от себя — всего лишь два аспекта одного и того же, и то, что мы видим миром, при более глубоком анализе может быть обнаружено внутри нас самих. Итак, Будда сказал: «В этом самом теле, шесть футов в длину, с его чувственными впечатлениями, его мыслями и идеями … находится мир, происхождение мира, прекращение мира и Путь, ведущий к прекращению мира »(АН).

В практике отречения можно выделить три стадии.Прежде всего, это внешнее отречение, например, когда мужчина или женщина покидают домашнюю жизнь, чтобы стать монахом или монахиней. Внешнее отречение не имеет внутренней ценности, и теоретически от него можно отказаться, но нет никаких сомнений в том, что он значительно облегчает истинное отречение. Истинное отречение — это вопрос сердца и ума, а не тела. Это отречение от мира желаний и отвращений внутри, а не от мира «объектов» вовне. Наконец, есть окончательное отречение, то есть отречение от своего «я» во всей его полноте и последующее уничтожение всего зла.

Чтобы проиллюстрировать традиционный буддийский метод отречения, я хотел бы исследовать стереотипный отрывок, который с небольшими вариациями встречается в ряде мест палийского канона. Он описывает идеальную жизнь монаха, начиная с его первого слушания Дхармы и заканчивая его достижением Нирваны. Начинается она так:

«Предположим, что Совершенный (Татхагата) возникает в мире, Совершенный (Архант), полностью Пробужденный, совершенный в знании и поведении, познающий миры, возвышенный (буквально« благополучный »), несравненный, наставник укрощаемых, учитель богов и людей, Пробужденный (Будда), благословенный (Бхагавант).Тщательно поняв, благодаря своему сверхъестественному пониманию, этот мир с его богами, его Мара (олицетворение смерти), его Брахма (самый возвышенный из богов), его аскеты и брахманы, его боги и люди, он заявляет о своем знании . Он проповедует Истину (Дхарму), хорошее в своем начале, хорошее в своем развитии, хорошее в своем завершении. Он возвещает святую жизнь во всей ее полноте и чистоте.

«Домохозяин, или сын домохозяина, или рожденный в какой-нибудь хорошей семье, слышит эту Дхарму.Услышав это, он начинает чувствовать веру в Совершенного. Обладая этой верой, он размышляет так: «Домашняя жизнь тесна. Это путь, забитый пылью. Уйти — значит выйти на свежий воздух. Тому, кто живет дома, нелегко вести святую жизнь во всей ее совершенной полноте и чистоте, сияющей, как перламутр. Несомненно, мне следует теперь сбрить волосы и бороду и уйти в бездомную жизнь ». Со временем он отказывается от своего имущества, будь то много или мало, и его родственники, малые или большие, сбривают ему волосы и бороду, надевают желтую одежду и, выйдя из дома, идут дальше. в бездомную жизнь.«

Пока что это внешнее отречение. Теперь новый монах должен обратить свое внимание на внутренний мир. Первый шаг — освободить свой ум от господства нездоровых эмоций и чувственных желаний, и с этой целью он начинает дисциплинировать себя строгим соблюдением морали. Текст продолжается: «Итак, он живет бездомной жизнью, соблюдая сдержанность согласно правилам Ордена, обладая хорошим поведением, видя опасность в малейшем проступке, принимая и тренируя себя в заповедях.Далее следует подробный отчет о более чем сорока вещах, которых монах должен избегать. Первые семь имеют базовое значение, поскольку они являются наиболее общими по своему характеру. На них также стоит обратить внимание, поскольку они подчеркивают положительные качества ума, которые монах должны развиваться в это время, тем самым помогая развеять впечатление, которое создает ряд запретов, что соблюдение морали является чем-то сухим и негативным. Фактически, как человек отказывается от сансары только для того, чтобы достичь нирваны, так Единственная цель отказа от плохих или нездоровых качеств — позволить хорошим или полезным занять их место.Формулировка этих первых семи заповедей проясняет это довольно ясно:

«Здесь монах, отказавшись от лишения жизни, продолжает воздерживаться от этого. Однажды применив палку и меч, теперь чувствуя стыд, он добр и сострадателен ко всему живому … Отказавшись от забора того, что не является учитывая, он продолжает воздерживаться от этого. Взяв только то, что дано, он ждет дара. Не совершая воровства, он живет как тот, кто стал чистым … Отказавшись от распутства, он целомудрен и держится в стороне, воздерживаясь от соития, от практика деревенских людей… Отказавшись от лживой речи, он продолжает воздерживаться от нее и говорит правду. Присягнув правде, он надежен и заслуживает доверия, никогда не лжет миру … Отказавшись от клеветы, он продолжает воздерживаться от нее. То, что он слышит здесь, он больше нигде не повторяет, чтобы поднять ссору против людей здесь. То, что он слышит где-то еще, он не повторяет здесь для того, чтобы поднять там ссору против людей. Таким образом он примиряет тех, кто разделен, и ободряет друзей.Гармония — это его удовольствие, его восторг и радость, и он произносит слова, создающие гармонию … Отказавшись от резких речей, он продолжает воздерживаться от них. Какие бы слова ни были нежными, приятными для слуха, ласковыми, трогательными, вежливыми, приятными и приятными народу — вот слова, которые он говорит … Отказавшись от банальной болтовни, он продолжает воздерживаться от них. Его слова своевременны, в соответствии с истиной, значимы в отношении Дхармы, Дисциплины и Порядка.Он говорит слова, которыми стоит дорожить. Они произносятся в нужное время, сопровождаются причинами, четко определены и выгодны ».

Это первые семь нравственных обрядов. Остальное касается других вещей, которых следует избегать, таких как нанесение вреда растительности и различные виды деятельности, связанные с приемом пищи, личными украшениями, развлечениями, играми, торговлей и т. Д. Раздел о морали завершается следующим образом:

«Тогда монах, будучи таким совершенным в нравственности, не видит причин для страха ни с какой стороны в том, что касается сдержанности в своем поведении.Подобно тому, как должным образом помазанный правитель, чьи враги были разгромлены, не видит причин для страха ни с какой стороны в отношении врагов; Таким образом, монах, будучи таким совершенным в нравственности, не видит причин для страха ни с какой стороны в том, что касается сдержанности в своем поведении. И, обладая этой благородной группой моралей, он испытывает в себе чистое счастье ».

До сих пор монах прошел через две стадии отречения. Во-первых, он публично отрекся от мира и оставил домашнюю жизнь.Затем с помощью строгой самодисциплины он обеспечил, чтобы никакие моральные упущения с его стороны не заставили его снова запутаться в жизни, которую он оставил позади, и его успех в этой самодисциплине придал ему уверенности и счастье, которого у него никогда не было. Таким образом, он закрепил свое первоначальное внешнее отречение. Теперь он волен обратить свое внимание на отречение от другого, внутреннего мира, от психофизической жизни, которая является его «я». Он начинает с попытки отстраниться от деятельности своих чувств, ума и тела с помощью практики внимательности.Теперь он будет наблюдать за вещами, которые воздействуют на его чувства, наблюдая, чтобы он не реагировал на них нездоровым или «неумелым» образом. Таким образом, мораль становится контролем над разумом. Затем, когда чувственные впечатления больше не способны чрезмерно возбуждать его ум, он учится осознавать свои телесные действия, когда он их выполняет, бескорыстно созерцая свое тело, как если бы оно было чужим:

«Как монах охраняется от дверей своих чувств? (1. Чувства метафорически рассматриваются как множество дверей, через которые впечатления входят в ум.) Увидев форму глазом, он не зацикливается на ее общем виде или на ее второстепенных характеристиках. (2. Другими словами, он не позволяет себе увлекаться этим или каким-либо его аспектом, или чувствовать, что это «мое». Он просто невозмутимо наблюдает за тем, как явления приходят и уходят.) Пока он жил со своей неограниченной способностью к зрению, он стал жертвой страстного желания и несчастья, злых и неумелых состояний ума. Поэтому он берет на себя сдержанность, наблюдая за своим зрением и ограничивая его.(И то же самое с другими способностями: слух, обоняние, пробуждение, осязание и познание с помощью разума.) Монах, обладающий этой благородной сдержанностью способностей, испытывает чистое счастье внутри себя. И как монах внимателен и осведомлен? Монах, уходя или возвращаясь, ясно осознает свое действие. Точно так же, когда смотрит вперед или смотрит вокруг, когда сгибает руку или вытягивает ее, когда одет в халат или несет чашу для подаяний, когда ест, пьет, жевал или пробует вкус пищи, при дефекации или мочеиспускании, когда идет, стоит, сидит спать, бодрствовать, говорить или молчать; во всем этом он ясно осознает, что делает.Таким образом монах внимателен и осведомлен ».

Монах теперь избавился от большинства своих мирских желаний и приобрел значительную степень непривязанности к себе. Как следствие, он полностью доволен своей участью и немногим необходимым имуществом: «Он доволен одеждой, которая защищает его тело, и милостыней, защищающей его живот … Так же, как птица таскает с собой крылья повсюду. он летает, поэтому монах доволен одеяниями, которые защищают его тело, и пищей для подаяний, защищающей его живот, и везде, куда бы он ни пошел, он всегда носит их с собой.Таким образом, он доволен ».

Теперь, отказавшись от привязанности как к миру, так и к своему телу, монах может сосредоточить все свои усилия на истинном источнике болезней, которым является его разум. Сидя в тихом месте, он стремится очистить свой ум от так называемых «пяти препятствий». В тексте процесс описывается следующим образом:

«Отказавшись от алчности к миру, он остается со своим сердцем (или умом) свободным от алчности и очищенным от нее. Отказавшись от злой воли и ненависти, он остается с сердцем, свободным от злой воли и ненависти.Дружелюбный и сострадательный ко всему живому, он остается свободным от них. Осознавая свет, внимательный и полностью осознающий, он очищает свое сердце от лени и оцепенения. Оставив беспокойство и беспокойство, он остается свободным от них. Внутренне спокойный, он очищает свое сердце от беспокойства и беспокойства. Отказавшись от сомнений, он остается вне всяких сомнений. Больше не сомневаясь в том, что является искусным (или полезным), он очищает свой разум от сомнений ».

Приведя к исчезновению пяти препятствий, он наполняется волнующим чувством свободы.Будда сравнивает свои чувства облегчения и счастья с чувствами человека, который только что выплатил долг, или оправился от болезненной болезни, или был освобожден из тюрьмы, или освобожден из рабства, или который благополучно пересек опасную пустыню. Это ослабление пяти препятствий и последующее спокойствие и счастье тела и ума позволяют монаху достичь того, что называется первым «поглощением». Это первый из серии уровней сознания, которых можно достичь с помощью успешной практики интенсивной концентрации ума — процесса, который часто довольно неопределенно называют «медитацией».«Достижение этих погружений не только порождает блаженство, выходящее далеко за рамки мирских удовольствий, но также (и это более важно для буддистов) делает ум инструментом познания, который может превзойти ограничения чувств.

После первого погружения монах переходит ко второму, третьему и четвертому, последовательно отбрасывая мысленное зачатие, волнующие и блаженные ощущения, возникающие в нем, и, наконец, все чувства счастья и несчастья, удовольствия и неудовольствия.Сейчас он находится в состоянии чистой внимательности и невозмутимости, и его ум, который стал «собранным, очищенным, безупречным, незапятнанным, гибким, работоспособным, твердым и невозмутимым» — способен к такому прямому и глубокому пониманию истинной природы существование, которое приносит избавление. Теперь он оставил мир далеко позади, но он должен вернуться к нему своим умом, если он хочет завершить процесс отречения; ибо окончательное избавление приходит не от взгляда от мира или от себя, а от видения сквозь них.Поэтому он внимательно изучает свое «я», свое тело и свой разум, отмечая, что «это мое тело, обладающее формой, состоящее из четырех элементов, происходящих от отца и матери, созданное твердой и жидкой пищей; вещь непостоянная по своей природе, хрупкое, бренное и подверженное тотальному разрушению. И это мое сознание, связанное с ним и зависящее от него ».

В этот момент он, как говорят, может обрести определенные сверхъестественные способности, если пожелает, включая способность вспоминать свои собственные бесчисленные прошлые жизни и прямое осознание смерти и возрождения других существ в соответствии с их прошлыми действиями.

Его окончательное избавление, его окончательное отречение, теперь приходит с уничтожением того, что известно как asavas (пали) или asravas (санскрит), слово, которое не поддается переводу. (Буквально это означает втекание или истечение.) Эти «язвы» (как их можно назвать для удобства) олицетворяют силы, которые вызывают постоянное существование или «становление», и их разрушение включает в себя полное и совершенное понимание сущности обусловленная и неудовлетворительная природа становления, как это выражено в Четырех Истинах.«Это как если бы, — говорит Будда, — в горах была лужа воды, прозрачная, прозрачная и неподвижная, и человек должен был стоять на берегу и видеть своими глазами различные ракушки, гравий и гальку. , и косяки движущихся или неподвижных рыб «. Итак, монах «со своим умом собранным, очищенным, очищенным, безупречным, незапятнанным, податливым, работоспособным, твердым и невозмутимым направляет свой разум на уничтожение язвы. это источник болезни, это прекращение болезни, и это Путь, ведущий к прекращению… Это язвы, это их источник, это их прекращение, и это Путь, который ведет к их прекращению ». Зная и видя таким образом, его сердце освобождается от язвы чувственных желаний, язвы становления (то есть желания продолжения существования) и язвы невежества. Свободен, он знает, что он свободен, и он понимает: «Измучено рождение, святая жизнь исполнилась, то, что должно было быть сделано, было сделано, настоящего состояния больше не будет».

С этим окончательным и определенным прозрением отречение и от себя, и от мира становится полным, и монах, ныне арахант , достиг бессмертного состояния, Нирваны.

Рассмотрев теорию и практику отречения в том виде, в каком они изложены в палийских текстах, я хотел бы в заключение рассмотреть некоторые возможные заблуждения относительно природы отречения в целом и буддийского отречения в частности.

Прежде всего, можно отметить, что текст, процитированный в предыдущем разделе, касается жизни монаха. Это верно для подавляющего большинства проповедей палийского канона, и некоторые люди пришли к выводу, что буддизм учит пути полного отречения, которому могут следовать только монахи и монахини.Чтобы показать, что это неправильное понимание, нужно только указать на множество наставлений по политическим, социальным, моральным и религиозным вопросам, которые Будда адресовал мирянам. Можно также упомянуть многих мирян на протяжении всей истории буддизма, которые успешно следовали Учению Будды даже до порога Нирваны. И, наконец, есть тот факт, что, хотя речь может быть адресована монахам, она не обязательно предназначена исключительно для них. Итак, Комментарий к Большому рассуждению о внимательности (Д.N. No. 22), например, говорится: «Монах приводится здесь как пример тех, кто посвятил себя практике Учения … Кто бы ни предпринимал эту практику … здесь включен под термином« монах »».

Тем не менее, хотя Будда никогда не пренебрегал своими мирскими последователями, нельзя отрицать, что он уделял больше внимания своим монахам и монахиням. По его словам, это как если бы у фермера было три поля; один хороший, один средний и один плохой. Сначала он будет сеять хорошего, затем среднего, и он может сеять, а может и не сеять бедного.Эти три поля Будда сравнивает соответственно со своими монахами и монахинями, своими мирскими последователями и «отшельниками, брахманами и странниками из других сект». Подобно тому, как фермер сеет свой урожай на полях, так и Будда беспристрастно учит Дхамме всех, даже последней из трех групп, ибо «если бы они поняли хотя бы одно предложение, это было бы благословением и счастьем для их давно »(СН). Ясно, однако, что как фермер будет ожидать большего урожая с первого поля, так и Будда ожидал, что его учение принесет больше плодов среди его монахов и монахинь, чем среди мирян.Причина в том, что Дхамма, как было сказано, направлена ​​на внутреннее отречение, и, следовательно, внешний отказ от монашеской жизни обеспечивает наилучшие условия для ее практики. Совершенствовать себя в нравственности, внимательности и концентрации — нелегкая задача, и монахам и монахиням в их стремлении не мешает беспокоиться о зарабатывании на жизнь, о деньгах, имуществе, семье и обо всем повседневном шуме и суете, которые отвлекали жизнь домохозяина даже в древней Индии, и, без сомнения, делают это еще больше в нашей современной городской цивилизации.Короче говоря, хотя Путь отречения теоретически открыт для всех, кем бы и где бы они ни находились, тем не менее на успех в следовании по нему могут сильно повлиять внешние обстоятельства, и мирянин должен будет преодолеть гораздо больше препятствий, чем монах.

Что же тогда из более слабых сосудов среди мирян, которые могут не иметь возможности, способности или даже желания отречься от мира? Было бы ошибкой полагать, что буддист призван сделать немедленный, раз и навсегда выбор между сансарой и нирваной, отказавшись от мира в том же духе, в каком кандидат на христианское крещение отрекается от сатаны и всего его работает.Во-первых, буддисту не нужно торопиться, если он действительно не хочет этого. Перед ним простирается бесконечность смертей и рождений, и у него есть достаточно времени, чтобы подготовиться к отречению, если он еще не готов к этому — при условии, конечно, что он будет продолжать вести нравственно безупречную жизнь, тем самым гарантируя, что он будет и дальше рождаться при более или менее благоприятных обстоятельствах.

Опять же, в буддизме нет четкого различия между спасенными и проклятыми.Есть много степеней духовного развития, и, как и положено опытному учителю, Будда всегда адаптировал свое послание к потребностям и возможностям своей аудитории. Тем, кто осознавал пустоту мирских вещей, он учил пути окончательного избавления, а тем, кто все еще любил этот мир, он просто указал путь к хорошей жизни, которая принесет столько же пользы, сколько и возможно, и как можно меньше вреда или страданий для себя и других. Он никогда не требовал от кого-либо большего, чем они были способны в любой момент времени, говоря, что, подобно тому, как великий океан постепенно углубляется по мере того, как человек удаляется от берега, и не опускается резко вниз, так «в этой Дхарме и Дисциплине обучение Постепенно, практика постепенная, прогресс постепенный.Не существует резкого достижения высшего знания (т.е. освобождающего прозрения того, кто достиг нирваны) » (Удана).

Таким образом, никому не нужно пытаться окунуться в глубокую воду, пока он не научился плавать на мелководье. Такая процедура на самом деле была бы очень опасной, как предупреждает Дхаммапада (стих 311): «Как травинка порежет руку, если ее неправильно схватить, так аскетическая жизнь утащит человека в ад, если его неправильно взять.«И ученику не нужно испытывать недостатка в средствах самосовершенствования даже в начале пути. Преданные практики, ведение как можно более безупречной жизни, соблюдая заповеди, стараясь быть добрым к другим, говорить и думать о них с добротой, изучение и размышление о Дхарме, степень самопознания через внимательность и, возможно, некоторая практика медитации; все эти вещи, среди прочего, доступны для самых мирских мыслящих и будут иметь хороший результат. не обязательно быть святым или даже монахом или монахиней, чтобы пытаться это сделать.Терпение и настойчивость — все, что необходимо для достижения прогресса. Здесь можно вспомнить слова Дхаммапады: «Не недооценивайте добродетель, думая, что« она не придет ко мне ». Кувшин с водой наполняется падающими каплями воды, и мудрый человек будет полон благости, даже если он накапливает ее по крупицам »(122). И еще: «Пусть мудрый человек постепенно удаляет нечистоты из формы сам, как кузнец из серебра, по крупицам и от момента к моменту» (239).

Второе заблуждение состоит в том, что отречение — мрачное и удручающее занятие.Биограф христианского мистика святого Иоанна Креста говорит, что при первом чтении его работы: «Немногие люди, какими бы духовными они ни были, не сочтут его отталкивающим. Он вызывает смертельный холод не только в нездоровой жаре чувственной привязанностью, но в сияющую теплоту того, что человек надеялся и считал чистой любовью к Богу. Оно призывает человека выйти из данного Богом света в черную и неизвестную тьму ». Я думаю, что, не говоря уже о Боге, многие люди аналогичным образом отталкиваются, когда впервые сталкиваются с Учением Будды об отречении, что может быть одной из причин повторяющихся обвинений в нигилизме и пессимизме.Причину такой реакции искать недалеко, и разгадка кроется в словах «неизвестная тьма».

Для большинства людей удовольствия чувств (а в буддизме, надо помнить, они могут включать удовольствия ума) являются единственными удовольствиями, единственным известным им источником счастья. Естественно, им не нравится предложение отказаться от них ради какой-то далекой и неописуемой цели. Но только из-за незнания цель кажется мрачной. Тьма — это как бы только объективный аналог субъективной слепоты, и, по сути, как неоднократно утверждают те, кто испытал на себе эту запретительную «тьму», успешный отказ от чувственных удовольствий приносит счастье гораздо большее, чем все, что они знали до сих пор.

Нетрудно понять, почему это должно быть так, если рассмотреть способ возникновения чувственных удовольствий. Чувственное удовольствие возникает из удовлетворения желания следующим образом. Прежде всего возникает желание, которое создает некое напряжение в уме существа, которое испытывает это желание. Поскольку это напряжение ощущается как неприятное, существо побуждается избавиться от него, утоляя желание. Когда желаемый объект получен, желание удовлетворяется, и напряжение в уме расслабляется.Из-за ослабления напряжения возникает чувство удовлетворения и удовлетворения, большей или меньшей степени счастья или удовольствия. Так вот, пока существует существование (поскольку непрерывность самого существования, с буддийской точки зрения, зависит от желания к нему), желания того и другого будут непрерывно возникать, в каждый момент и возбуждать ум. Это означает, что снятие напряжения и, следовательно, удовольствие от счастья, которое исходит от их удовлетворения, никогда не могут быть ничем иным, как временным и неполным.

Итак, если счастье приходит не из самого желания (которое на самом деле причиняет боль), а из его угасания, то из этого следует, что отказ от чувственных желаний не только не делает человека несчастным, но и действительно открывает единственный путь к истинному. и прочное счастье. А когда цель достигнута, становление прекращается, и ум больше не беспокоит возникновение каких-либо желаний. Результатом должно быть состояние спокойствия и невозмутимого счастья, которое обычные существа, все еще опутанные мирскими желаниями, вряд ли могут постичь.Говорят, что даже временное спокойствие ума в глубокой «медитации» создает ощущение блаженства, которое намного превосходит все, что есть в обычном опыте, и, таким образом, дает предвкушение неизреченного покоя Нирваны. Важно помнить обо всем этом, иначе можно было бы легко представить себе, что буддизм «пессимистичен» и что буддисты стремятся отречься от мира из ненависти к нему. Но нет более небуддийских эмоций, чем ненависть, будь то к миру или чему-то еще, и попытка отречения по этой причине была бы не только бесполезной, но и смертельной.Правильный мотив для отречения, скорее, приведен в Дхаммапада (290): «Если, отказавшись от небольшого счастья, человек может достичь большого счастья, мудрый человек должен отказаться от небольшого счастья, рассматривая большее».

Другая ошибка состоит в том, чтобы предположить, что буддисты, подобно последователям некоторых других религий, думают, что следует отречься от мира, потому что он испорчен, или злен, или уродлив; но ни один буддист никогда не придерживался такой точки зрения. Дело не в том, что мирское счастье и красота не существуют, являются греховными или даже бесполезными.Просто они испорчены своей быстротой и склонностью превращаться в страдание и уродство. Буддийский идеал состоит в том, чтобы не чувствовать ни привязанности в случае счастья и красоты, ни отвращения в случае страдания и уродства, а просто наблюдать вещи такими, какие они есть на самом деле, с невозмутимостью и совершенной свободой ума.

Ошибки иного рода — это думать, что отречение невероятно сложно, если оно может быть достигнуто только сверхчеловеческим усилием воли и насильственным подавлением естественных желаний.Конечно, разорвать узы, связывающие человека с миром, редко бывает легкой или приятной задачей, и необходимы строгая самодисциплина и настойчивые усилия, пока цель не будет достигнута. Тем не менее, отречение никогда не должно быть принудительным. Человек, который должен заставить себя отречься от мира, только показывает, что он еще не готов к этому, и он должен научиться быть более терпеливым, иначе он только укрепит свои узы, а не ослабит их. Нам не нужно заставлять себя отказываться от игр и игрушек нашего детства; мы их просто переросли.Так должно быть с тем, кто отказывается от мирских удовольствий и забот. Хотя он, возможно, еще не полностью избавлен от ностальгии по этим вещам своего духовного детства, он начинает их перерастать и больше не желает их по-настоящему. Для него отречение, хотя и может быть трудным, не является запрещающей и неприятной задачей. Напротив, это единственный путь к настоящему и прочному счастью. Истинное отречение не предполагает «изгнания природы вилами»: это просто вопрос научиться отпускать.

Наконец, я хотел бы рассмотреть возражение, что отречение — это бегство от мировых проблем, эгоистичный бегство от действительности. Я думаю, что уже сказано достаточно, чтобы показать, что отречение ни в коем случае не является легким выходом из чего-либо. Напротив, это требует значительных усилий по самодисциплине. Опять же, цель отречения — преодолеть болезни мира, понять и уничтожить страдания, лежащие в основе мировых проблем, а не убежать от них.Что касается обвинения в эгоизме и отсутствии заботы о благополучии других, на него можно было ответить по-разному. Во-первых, можно указать на то, что, говоря словами Будды, «невозможно для того, кто сам погрузился в трясину, вытащить другого, оказавшегося в такой же ситуации. Но возможно для того, кто не погрузился в трясину. болото вытащить другого, кто есть »(МН №8). Другими словами, никто не может оказать эффективную помощь другим, если сначала он не помог сам себе. Никто не может решить для других проблемы, которые он еще не решил для себя, и поэтому саморазвитие должно предшествовать альтруистической деятельности.

Во-вторых, можно было бы ответить, что не только преднамеренный эгоизм невозможен для истинного последователя Будды, поскольку он будет стремиться к уничтожению «я», но также, как было замечено выше, доброта и сострадание ко всем живым существам. предписано монаху как неотъемлемая часть пути. После того, как он преуспел в своей цели и достиг окончательного избавления, он продолжит жить только ради других, чтобы вытащить их «из трясины». Сам Будда подал пример в этом, и когда его первые шестьдесят монахов осознали Нирвану, он послал их по отдельности проповедовать со следующими словами: «Идите своим путем, монахи, для блага многих: для счастья многих. , из сострадания к миру, к благополучию, пользе, счастью богов и людей » (Виная, Махавагга).

Наконец, следует помнить, что сострадание к миру и непривязанность к миру несовместимы. Напротив, они неразделимы, поскольку сострадание чистейшее только там, где оно совершенно бескорыстно. Легко понять, что, если я помогаю другому, исходя из каких-то скрытых мотивов, таких как ожидание награды, мое сострадание, если сострадание вообще присутствует во мне, будет испорчено личным интересом. Что, возможно, не так очевидно, так это то, что если меня каким-либо образом беспокоят мои действия или их результаты, если я забочусь о человеке, которому я помогаю, мои мотивы все еще затронуты эгоизмом, поскольку я идентифицирую себя (самого себя). ) с моим действием или с другим человеком.Более того, поскольку чувство собственного достоинства является признаком того, что неведение полностью устранено, оно показывает, что я еще не «из трясины», и моя помощь по этой причине будет менее эффективной, чем помощь того, кто совершенно бескорыстно. Таким образом, можно прийти к парадоксальному выводу, что совершенное сострадание может возникнуть и совершенная помощь может быть оказана только там, где есть совершенная непривязанность, и что те, кто полностью отреклись от мира, — это как раз те люди, которые могут принести ему наибольшую пользу.Самым ярким светом этого является жизнь самого Будды. Он начал с отречения от мира и, наконец, превзошел его. И все же, несмотря на то, что ему нечего было от этого получить, он провел остаток своей долгой жизни после своего Пробуждения, бродя по дорогам северо-востока Индии, чтобы помочь «существам», которых он хорошо знал. не имел существенного существования. Нет сомнений в том, что он сделал это из чистого сострадания, потому что, будучи совершенно незаинтересованным в этом вопросе, у него не могло быть иного мотива; И о той помощи, которую он смог оказать, двадцать пять веков буддийской истории красноречиво свидетельствуют.