Дартс: Players Championship 10 live — результаты, расписание
results
SA÷14¬~ZA÷МИР: Players Championship 10¬ZEE÷I9rSE7RN¬ZB÷8¬ZY÷Мир¬ZC÷jTCTp8Pe¬ZD÷p¬ZE÷pM5xPtWl¬ZF÷0¬ZO÷0¬ZG÷2¬ZH÷8_I9rSE7RN¬ZJ÷2¬ZL÷/ru/darts/world/players-championship-10/¬OAJ÷GfWAUQjD-A59RzoWB.png¬ZX÷16Мир 003……0320000000001000Players Cham023hip 10000¬ZCC÷0¬ZAF÷Мир¬~AA÷GjX7HnkD¬AD÷1619373000¬ADE÷1619373000¬AB÷3¬CR÷3¬AC÷3¬CX÷Смит Р. (Анг)¬ER÷Финал¬RW÷0¬AX÷0¬AO÷1619374530¬BX÷-1¬WD÷15¬WQ÷¬WM÷СМИ¬AE÷Смит Р. (Анг)¬JA÷GQCb5sZC¬WU÷smith-ross¬GRA÷0¬RAC÷GQCb5sZC¬RAA÷62¬RAB÷5¬RAD÷1¬AG÷5¬WN÷СМИ¬AF÷Смит М. (Анг)¬JB÷S0G241lJ¬WV÷smith-michael¬AS÷2¬AZ÷2¬GRB÷0¬RAC÷S0G241lJ¬RAA÷62¬RAB÷8¬RAD÷1¬AH÷8¬~AA÷AJZL7BLl¬AD÷1619370656¬ADE÷1619370656¬AB÷3¬CR÷3¬AC÷3¬CX÷Смит Р. (Анг)¬ER÷Полуфиналы¬RW÷0¬AX÷0¬AO÷1619371425¬BX÷-1¬WD÷13¬WQ÷¬WM÷СМИ¬AE÷Смит Р. (Анг)¬JA÷I9qhkVrF¬WU÷smith-ross¬AS÷1¬AZ÷1¬GRA÷0¬RAC÷I9qhkVrF¬RAA÷62¬RAB÷7¬RAD÷1¬AG÷7¬WN÷VAN¬AF÷van Peer B. (Нид)¬JB÷d0rdlkbL¬WV÷van-peer-berry¬GRB÷0¬RAC÷d0rdlkbL¬RAA÷62¬RAB÷2¬RAD÷1¬AH÷2¬~AA÷r9RY4957¬AD÷1619370356¬ADE÷1619370356¬AB÷3¬CR÷3¬AC÷3¬CX÷Beeney A.
127
World of Wargaming Servers Online Statistics
Project news
filter: en ru5 лет сайту
ruПривет, друзья!
Сегодня сайту исполняется 5 лет! Первая запись в базе была сделана 21 мая 2015 года в 18:56 по московскому времени
Спасибо всем за внимание 🙂
by thunderspb@ru on May 21, 2020 10:54:57
5 YEARS Anniversary
enHey folks!
Today is 5Y Anniversary. First DB entry was made on May 21, 2015 at 18:56 MSK.
Thanks everyone for your attention 🙂
by thunderspb@ru on May 21, 2020 10:53:31
WoWP: Плохие новости!
ruКак вы возможно заметили, график онлайна для World of Warplanes застыл на дате 12 Октября. Поговорив в разрабами выяснилось, что они молча выпилили выгрузку онлайна для салолётов, объяснив это тем, что с версией 2.0 из клиента выпилили этот счетчик.
by thunderspb@ru on November 2, 2017 11:03:42
WoWP: Bad news, everyone!
enAs you can see online chart for World of Warplanes for all regions stuck at Oct, 12. I’ve chatted with WG Devs and thay said that from this moment they won’t provide WoWP online stats because it was removed from client with 2.0 update.
by thunderspb@ru on November 2, 2017 11:01:35
Happy International Beer Day 08/04!!!!
enBeer for everyone!!!!
Official celebration page: International Beer Day 2017
by thunderspb@ru on August 4, 2017 15:14:11
Twitter для постинга событий!
ruЗавел так же твиттер аккаунт для бота, который постит грядущие события в танках-самолетах.
Подписывайтесь и т.п.: @WGStats
by thunderspb@ru on October 25, 2016 18:26:33
Немного обновлений
ruПривет всем!
Запилил немного изменений:
- добавлены Максимальный, Минимальный и Средний онлайн за выбранный период прямо на графике
- Пришлось уменьшить детализацию графиков до получасового разрешения
Должно быть намного быстрее!
by thunderspb@ru on October 25, 2016 18:24:32
Added new Highest/Lowest plot for selected period
enHey everyone!
Here is some changes:
- added Highest, Lowest and Average number of players online for selected period
- Had to limit graphs data to per-halfhour resolution
Should be faster now!
by thunderspb@ru on October 25, 2016 18:21:57
Провел некоторую оптимизацию
ruНемного оптимизировал SQL запросы, так что теперь должно быть побыстрее 🙂
by thunderspb@ru on March 16, 2016 19:08:20
Made some optimizations
enI’ve just made some optimizations on SQL request, so it should be faster now 🙂
by thunderspb@ru on March 16, 2016 19:07:16
Experiencing some problems with charts by server
enWe have some problems with charts by server. Scripts complaining on out of memory, I have only 512Mb RAM. Will try to redesign chart to reduce memory usage.
by thunderspb@ru on December 30, 2015 13:00:48
Есть некоторые проблемы с отображением графиков по серверам
ruЕсть некоторые проблемы с отображением графиков по серверам. А точнее нехватает памяти, на сервере всего 512Mb 🙁 Буду переделывать график, чтож поделать.
by thunderspb@ru on December 30, 2015 12:57:47
Добавлены фильтры и ивенты для всех кластеров и игр, которые я смог достать
ruСобсвенно, добавил ивенты, которые смог достать для кластеров и игр. Так же присутствует удобный, наверное, фильтр для типов ивентов.
by thunderspb@ru on November 16, 2015 20:08:22
Added events for all clusters and games that I have
enSo, I’ve added event for all clusters and games that I have or can get events. Also filters for events added as well.
by thunderspb@ru on November 16, 2015 20:07:14
Статистика онлайна по евентам для WOT на RU кластере.
ruДобавил статистику онайлна по ивентам на РУ кластере для танков. В планах добавить статистику по самолетам для РУ кластера. Для кораблей, к сожалению, календаря событий пока что нету, так что извиняйте 🙂
Живет тут: Events
Угощать пивом здесь: By me a beer
by thunderspb@ru on November 5, 2015 18:16:51
Added online stats by event, only WOT and RU cluster
enSo, added new page with online statistics by events. Right now it’s limited to World of Tanks and RU cluster. This is because the most alive Events calendar is only for WoT on RU cluster.
by thunderspb@ru on November 5, 2015 18:13:27
Мобилизация!
ruПереработана мобильная версия сайта!
by thunderspb@ru on August 11, 2015 19:39:26
Mobility!
enRefactored mobile version of site.
by thunderspb@ru on August 11, 2015 19:38:59
WoWS: Подарок на ДР всем!
ruЛогинимся в свой аккаунт на сайте WG, нажимаем Активировать бонускод и вводим ALBANY. Получаем на свой аккаунт Американский крейсер 2 уровня и 300 голды. Цена продажи 375к серы.
by thunderspb@ru on August 3, 2015 14:43:04
WoWS: WG’s birthday gift — Albany
enJust login into you WG account, press Activate bonuscode and enter ALBANY to get American tier 2 cruiser and 300 gold! Sell price is 375k. No reason to not activate it!
by thunderspb@ru on August 3, 2015 14:39:55
WoWS: Статистика онлайна для NA кластера!
ruОтличные новости!
Статистика для СевероАмериканского кластера World of WarShips теперь доступна для изучения!
by thunderspb@ru on July 23, 2015 16:47:11
WoWS: Statistics is available for NA!!
enGood news!
Statistics for NA cluster for World of WarShips is now online!
by thunderspb@ru on July 23, 2015 16:45:41
Свежак на сайте!
ruИтак, выкатил сегодня большой апдейт.
- Проект обзавелся своей собственной лентой новостей. Теперь все новости проекта будут постится здесь. На данный момент тут отбражаются новости для двух языков: Русский и Английский. Вы можете отфильтровать их, используюя кнопки над верхним постом. В ближайшем будущем, я выкачу русскую версию сайта, в этом случае новости автоматически будут отфильтрованы по выбранному языку всего сайта, однако возможность показывать и новости на английском языке останется.
- С сегодняшнего дня вся статистика кешируется в memcache, обновление кеша происходит вместе с обновлением данных с сайта WG. Сделано это потому, что на каждый запрос пользователя генерируется много тяжелых sql запросов, что тратит ресурсы сервера. Использование кеша решает эту проблему.
- Так же я запилил авторизацию через WG OpenID. В ближайшем будущем я так же выкачу новую фичу: на графиках будут отображаться значимые, на мой взгляд, ивенты, проходящие в играх. Но дело в том, что я не могу получать все ивенты в автоматическом режиме, а следить вручную и добавлять их — это убицца веником, как говорится. Поэтому мне будет нужна ваша помощь в добавлении ивентов. Так мы сможем увидеть как тот или иной ивент влияет на онлайн наших любимых игр. О правилах добавления я расскажу как только этот функционал появится на сайте.
- ну и конечно всякие улучшения и исправления графической составляющей так же присутсвуют в этой версии 🙂
Все вопросы, предложения и пожелания Вы можете оставить на странице обсуждений.
Следите за новостями 😉
by thunderspb@ru on July 20, 2015 18:31:39
New features!
enBig project update!
- First of all, I’ve added small news system for this project. So, all project related news will be posted here. For this moment it shows news for 2 languages at the same time: RU and EN. You can use "filter". In the nearest future I’ll add RU translation to this site and news will be filtered with selected language and you will be able to show second language news.
- Now all stats cached with memcache, it updates automatically when new data comes in. This is done because I has many mysql requests to get different data for one page and one online user.
- Also, I’ve implemented WG OpenID login system, in the nearest future, I will add the new feature, like Events on graphs. Some events will be added automatically, some — not. In second case, logged in user can help me to add event for cluster/game to be shown on the graphs.
- Some visual improvements and fixes..
If you have any questions, you can ask ’em on my Disqus page
Stay tuned! Cheers.
by thunderspb@ru on July 20, 2015 18:18:54
Новости и гайды по World of Warcraft
Сегодня в WoW
9ч
9ч
1сут
1сут
2сут
2сут
Семейный экзорцист
Еженедельные задания
Очки доблести
Недельное увеличение лимита: 750
Активен
Охота: элементали смерти
1сут 21ч
Охота: крылатые пожиратели душ
5сут 9ч
Охота: темные гончие8сут 21ч
Охота: пожиратели душ
Примечательные локальные задания
Гости Мехагона
Знакомые все лица
Игровое событие
1ч
1ч
1сут
1сут
2сут
2сут
Зверинец
Семейный экзорцист
Еженедельные задания
Очки доблести
Недельное увеличение лимита: 750
Активен
Охота: элементали смерти
2сут 13ч
Охота: крылатые пожиратели душ
6сут 1ч
Охота: темные гончие9сут 13ч
Охота: пожиратели душ
Примечательные локальные задания
Гости Мехагона
Знакомые все лица
Игровое событие
Телеграммы из Утробы
PTR It’s time for the class and spell changes for 9.1 PTR build 38950 which includes Demon Hunter talent tuning and additional runecarving crafting slots for several legendaries, helping deconflict Shards of Domination socket items from the upcoming Sanctum of Domination raid. PTR Players will get powerful Anima Powers from killing 4 new lieutenants in Mythic+ dungeons, similar to the Awakened Affix. Below, we’re breaking down everything we know about which Anima Powers are in the pool and how difficult the Lieutenants are.Although the Anima Powers are similar to the ones in Torghast, early testing indicates that these Anima Powers are not RNG.
TBC We’ve prepared a series of class leveling guides to help you level 58-70 in Outland, including advice on best leveling specs, talent builds, and gear to pick up along the way. TBC We’re spotlighting our pre-raid Best in Slot lists for Burning Crusade Classic to help you plan out your early gearing strategies before you set foot in Phase 1 TBC raids. TBC When visiting Shattrath City and completing the Город Света, you will be faced with a momentous decision: Алдоры or Провидцы? Which faction should you pick? TBC Dungeon grinding is an effective way to level from 60 to 70 quickly in Burning Crusade Classic. There are two primary leveling strategies for TBC Classic—solo questing with a few group dungeons and leveling through exclusively clearing dungeons—and in this article we’re highlighting our guide that talk more in depth about the dungeon leveling strategy, providing the best dungeon leveling routes and strong classes to include in either a Physical Damage or Spell Damage group. TBC Players can fly in Burning Crusade Classic, so we’re highlighting our guide on everything flying—how to unlock flying, the various flying mounts, and the exclusive content that requires flying to access. TBC We’re happy to announce that our Burning Crusade Classic profession leveling guides, covering how to skill up from 300-375, are now live.Все новости
PTR A high resolution in-game cutscene model for Anduin Wrynn has been datamined on the Chains of Domination PTR, along with textures for the compass once carried by his father. TBC Blizzard has posted TBC Classic hotfixes for June 9th, which includes Mordenai now spawning in Shadowmoon Valley. TBC Blizzard has announced that they are aware of some TBC Classic servers having some lag on the auction house, and are working to address it. Blizzard Blizzard has published the official announcement about the global friends list that was spotted yesterday. PTR A potential Sanctum of Domination raid skip item was added in the most-recent 9.1 PTR build. TBC With Burning Crusade Classic’s launch, many players are going through the Dark Portal for the first time or coming back to the game after a long hiatus. We’re highlighting some general tips and terms for new players—this spotlight is on Shattrath Dailies. Live This week’s tip of the week revolves around the Venthyr Anima Cages and the Благословение Грехопада Buff in Sanguine Depths and how to optimize it. Optimal use of the lanterns in Sanguine Depths can accelerate specific parts in the dungeon and help you time this key with higher frequency! Wowhead Welcome to Wowhead’s 2021 Pride fundraiser! This year we’re working with Tiltify to process donations benefiting The Trevor Project.Donations of $25 or more can earn you up to four of this year’s pin as a free gift!
PTR Last week, the Tormented Mythic+ Affix was tested on the PTR and we have our first round of Anima Power tuning for the upcoming Seasonal Affix! TBC Blizzard has published Burning Crusade Classic Hotfixes for June 8th which includes the ability to obtain pets from the original WoW Collector’s edition if they have the license on their account. PTR Blizzard has posted Patch 9.1 PTR Patch Notes for June 8th, detailing Demon Hunter and Warlock changes. PTR Кошмарная лошадь Савраска стала одной из нововведений Shadowlands, что полюбили игроки, но она не могла летать. После выхода обновления «Цепи Господства» это изменится. PTR In Patch 9.1, the requirements for upgrading gear for Valor have changed and no longer requires players to complete all dungeons in time. Players must acquire a certain amount of Mythic+ Rating to upgrade Mythic+ gear with Valor, similar to the Keystone achievements. PTR Today’s PTR build added the Mythic+ Season 2 mount: the Soultwisted Deathwalker. PTR It’s time for the class and spell changes for 9.1 PTR build 38950 which includes Demon Hunter talent tuning and additional runecarving crafting slots for several legendaries, helping deconflict Shards of Domination socket items from the upcoming Sanctum of Domination raid. PTR Мы начали датамайн сборки 38950 с того, что нашли новые строки, связанные с опциями синтеза речи. Overwatch Blizzard has released a blog detailing a new technology added to the Overwatch 2 game engine, called Environment States, which mixes and layers lighting from different areas to create more unique and diverse map environments. TBC In a recent hotfix that wasn’t listed in the June 7th Hotfixes, Эскиз: алмаз жестокой земной бури has been added to Reputation Vendors in Burning Crusade Classic. Blizzard Blizzard has announced that Global Friends List are coming to Battle.net in a June 8th update. TBC With Burning Crusade Classic’s launch, many players are going through the Dark Portal for the first time or coming back to the game after a long hiatus. We’re highlighting some general tips and terms for new players—this spotlight is on Bank Alts.Structural Realities and Great Power Rivalries
The article suggests that the contemporary mode of interactions between leading global and regional actors is not transitional, but sustainable, thus constituting the world order for the near future. Providing a theoretical context, the article claims that over the last thirty years neoliberal and neorealist schools of thought have prevailingly focused on verifying their pre-established explanatory models with post-Cold War examples, rather than studying these realities as such. This article is based on the assumption that tremendous developments have occurred in this period. The new set of global and regional actors can be taken for the new, multipolar hardware of the global system; its software is shaped by new structural realities, within which actors operate. These are conceptualized as the mismatch between material globalization and the decline of ideational universalism: the latter determines conflict while the former limits escalation. The article outlines the mode of competition within these structural realities, i.e., indirect coercion. This mode makes neoliberal institutional world order unfeasible; however, within this mode it also becomes virtually impossible to strike a balance of power as is so central to the neorealist theory. Within the terms of the game theory, interactions between leading actors fit neither win/win nor win/lose scenarios. The article conceptualizes great power interactions as lose/not-lose competition and not-lose/not-lose collaboration.
* * *
The structural realities of today’s world are characterized by a simultaneous presence of material globality and ideological non-universality. The combination of these creates unprecedented conditions where neither of the two principal theories is fully effective. To be more precise, their effectiveness is limited to operating as critical reflections on one another. Given the ideological non-universality, neo-realist conclusions that a liberal “win-win” grand design is impossible in the global system hold true. Material globality confirms neo-liberal tenets of “win-lose” restrictions on power politics and competition.
The established structural realities are sufficiently stable, since the world exhibits resistance to both ideological universalization (further de-universalization is a more likely prospect) and material de-globalization. In this situation, a stable (self-reproducing) mode of relations between significant global actors is taking shape. It is fierce competition where the loss of one side does not translate into an equivalent win for the other side, which is why it is not a classical “zero-sum game”. Yet there is interest in such a loss, too, since each of the competing sides aims to shift the responsibilities and costs of interdependence on to others. This can be described as “lose – not-lose” competition. International cooperation centers around building various configurations of “not-lose – not-lose” coalitions on a plethora of issues, uniting those with a vested interest in each other “not losing.”
The system we have described will evolve in the future, which does not mean that the system is something temporary or a transition to something else. The current system is full-fledged, as it is determined by structural realities. Its most important feature is the combination of permanent aspirations of actors that seek to influence others and the global situation at large, while remaining resilient to external influences at the same time. Such resilience and the ability to maintain it without recourse to such extremes as isolation is an important feature of international relations that has not been adequately conceptualized so far. We would like to reiterate that the current system is self-reproducing and thus stable. Its principal drawback is that competition is quite intense, while absolute benefits for any significant global actor are rather limited (nevertheless, limited absolute benefits throughout the competition itself may well increase once competition comes to an end).
Western literature has described the last three decades as a transitional state in global affairs from a bipolar to another world order. The latter’s characteristics have regularly been adjusted. Yet, the conventionally accepted view from the late 1980s up to the first half of the 2010s was that the West would inevitably dominate within the “liberal world order”, in one way or another.
The conceptualization of the problems that drag out the “transitional period” has changed a number of times. In the mid- and late 1990s, the focus was on the economic and political transit of post-communist regimes, with the final triumph of the West-centered world hinging on the pace of that transit [Huntington 1991; Przeworski 1991; Carothers 2002]. Later on, much attention was paid to failed states [Harvey 2003; Ikenberry, Rotberg 2004; Newman 2009; Acemoglu, Robinson 2012], “rogue states” [Lake 1994; Derrida 2005; O’Reilly 2007] and international terrorism [Mann 2003; Barber 2004; Ferguson 2005; Tellis 2004; Hindle, Schmid 2009]. Then the focus gradually shifted to the rising powers as the new leaders whose voice on the global stage could no longer be ignored. Accordingly, the parameters of their participation in the global system were debated either as free-riding (abusing the international system with a view to gaining unilateral advantages) or as far as revisionism, which implies taking advantage of their important standing to revise the codified and uncodified rules and norms in international relations [Tammen et al. 2000; Davidson 2016; Schweller2015]. The rise of new powers, though, contributed just as well to debates on multilateralism and multipolarity of today’s world [Sakwa 2020].
As China was becoming increasingly assertive, the problem of the “hegemon” and the “contender” was singled out as a separate issue. This stride explored the possibilities of a new power taking the place of today’s most powerful state, and the metaphor of a “Thucydides trap” was widely used for describing the problem [Allison 2015]. This resulted in debates over the importance of non-western actors and the non-western world, on the one hand [Popov, Dutkiewicz 2017; Tsygankov 2020], and over recalibrating relations between the great powers in the Russia–China–US triangle, on the other [Graham 2020; Graham 2020].
Conceptually, the principal debate has all the while been waged between neo-liberals and neo-realists who have interpreted current events from their corresponding theoretical standpoints and expected these standpoints to come true once the transitional period ended. So, current global affairs and patterns of great power behavior were described in applying one of the theoretical lenses. It was either fitting reality into a particular theory or proclaiming the reality as being in need of change from the standpoint of a particular theory in order to shorten the transitional period and quickly arrive at the relevant theoretical ideal.
Major IR schools are largely on standby, waiting for the implementation of their presets in the future. Some believe that there is no reasonable alternative to their approach—one should be a liberal at least out of fear (liberalism of fear): unlimited power is too dangerous in the modern world. In its turn, institutional liberalism gives hope for the future as well as provides institutional safeguards to prevent demise [Keohane 2012: 136]. Others believe that the grand design of liberalism is an illusion, and attempts to make it true interfere with the concept of normal realist world [Mearsheimer 2018, 2019].
The Russian academic community has also contributed to research into these key subjects in the intellectual context of global politics [Lukin 1999; Melville 2000; Naumkin 2005; Safranchuk 2018; Shakleina 2019; Istomin, Baikov 2019; Denisov 2020; Sushentsov, Wohlforth 2020], while offering original interpretations of what is conceived as “world order” and of its specific features in various periods [Nikonov 2002; Bogaturov 2002; Kosolapov 2002; Batalov 2003; Baranovsky 2010; Arbatov 2014; Simonia, Torkunov 2015; Tsygankov 2018; Kortunov 2016; Voitolovsky 2019; Baranovsky 2019; Karaganov 2019; Dynkin, Telegina 2020]. Russian scholars tended to reject West-centric views of the world order. Yet, while not sharing Western ideas of the desirable—let alone inevitable—universal liberal world order and/or doubting its feasibility, Russian scholars have offered diverging opinions on what Russia’s conduct should be amid tangible attempts to establish a liberal world order. They have also diverged on the alternative to the West-centric liberal world order. However, Russian experts and their counterparts in the West alike have mostly viewed the present as being transitional in nature.
While Russian and Western scholars have largely agreed that the world order is currently in transition, their opinions differed as to the endpoint of this transition as well as its direction. Recently, both sides are increasingly speaking about the world order collapsing or disintegrating.
This article adopts a different approach. The expectations of the emerging world order to be harmonious that were widespread late in the Cold War and in its immediate aftermath fell through. Still, absence of such a world order is no enough reason to speak about today’s world as being in transition. Our premise is that significant changes have already taken place—what we witness today is no harbinger of something new, nor is it a transitional stage, interesting solely from the perspective of what is to come next. Together, the existing realities and normative paradigms shape the world order as a system of relations between the leading powers which is stable enough, i.e., self-reproducing. The research objective of this article is to analyze the current reality and identify patterns and causal relations—in other words, to conceptualize the current state of affairs while verifying and qualifying the provisions of major theories along the way, as their tenets failed to produce expected outcomes.
Issues in Structuring the Late 20
th – Early 21st Century World OrderThe principal authors of IR theories approached the end of the Cold War believing that an American super-hegemony—that soon materialized—is rather improbable.
In the early 1970s, advocates of liberalism conceptualized their views on what caused decline throughout the inter-war period and what ensured success of the post-World War II development. They concluded that the international chaos of the 1930s stemmed from the absence of a hegemon state. Since there was no state capable of maintaining rules and order, the Great Depression and World War II ensued. The leading role of the U.S. after 1945 and America’s contribution to international cooperation made the second half of the 20th century a time of economic growth and the proliferation of democracy. Classical liberals believed in the functionally positive role of a hegemon, and it was important for them that such a nation infuse its leadership with what they saw as the proper content, such as encouraging cooperation or promoting social progress. Since the mid-1960s, however, the interdependence phenomenon came under discussion as a consequence of international cooperation [Cooper 1968; Young 1969]. This discussion picked up pace in the 1970s [Keohane, Nye 1977; Transnational Relations… 1972], with liberal authors tracing the transformation of “interconnectedness” into “interdependence,” while endowing the latter with new attributes.
States and non-state actors largely bear the consequences of what happens in other states or within the international system as a whole (connections without consequences are interconnectedness rather than interdependence). Such consequences have reciprocity to them; however, they are not necessarily symmetrical. For major powers, such consequences meant being vulnerable to external effects, and they were deemed to be more adverse. It followed that great powers were becoming relatively weaker, losing their hold on global affairs. Such thinking led some scholars to the “middle power theory,” stipulating that the states previously overshadowed by “big powers” would play a greater role, would have enhanced freedom of action and an opportunity to show their mettle [Holbraad 1984; Wood 1987; Higgott, Cooper 1990] (in later years, their role in global affairs did, indeed, see new avenues, with their bilateral relations becoming more important [Pyatakov 2020]). Even so, the overarching liberal thought claimed that a hegemonic world order was becoming unattainable. Consequently, in order to implement the normative paradigms of liberalism, other means were needed, such as international institutions, norms and rules. Together, they would form a self-supporting and self-developing system involving everyone that would not need a powerful and “ideologically correct” guarantor. As such views took shape [Keohane 1984], classical liberalism is believed to have undergone such a significant transformation that it became a “new” liberalism, neo-liberalism (or institutional liberalism).
Realists believed that interdependence hardly entails qualitative changes. They viewed international institutions as instruments that states employ in pursuing their policies, refuting claims that the power of the mighty is in decline [Waltz 1970; Rosecrance, Stein 1973]. States are similar in their aspirations but differ in their capabilities, and the structural distribution of capabilities results in rivalry as opposed to cooperation (once such views took shape, realists also became “neo-realists”). So, hegemonic impulses to ensure one’s own security [Waltz 1979] or exert power over others [Mearsheimer2001] are natural for states. Since it is, however, equally natural that aspirations of some states run into resistance from other states, balances of power emerge that preclude an absolute worldwide hegemony from emerging in reality. By the end of the 1980s, realists were expecting the U.S. to become relatively weaker and to transition into a key center of a multipolar world [Kennedy 1988] rather than evolve into a super-hegemon.
In fact, in the post-Cold War environment, the U.S. asserted tremendous material and ideological dominance. In this situation, contrary to neo-realist thinking, the distribution of capabilities and power was tipped in favor of the US to such an extent that it demotivated other actors from engaging in rivalry with it. All states—barring those “rogue states” having no chance of coming to agreement with the U.S.—attempted to fit into the system of American leadership and come to grips with U.S. superiority instead of balancing it out, let alone challenging it [1]. The global hegemonic leader and the order it maintained were put into practice. This ran counter to the neo-liberal theories claiming such a development to be impossible amid interdependence. The U.S. superiority and its ability to shape global affairs were so significant that they outweighed the restricting effect exerted on power by interdependence.
Subsequently, both theories were somewhat modified to fit in with the realities of the American superiority.
The ideas of maintaining American leadership through a new set of instruments known as “soft power”, gained traction with neo-liberals. When the notion was first presented [Nye 1990], it was not widely recognized, as it was overshadowed by both the neo-liberal interpretation of post-hegemony and the neo-realist vision of balance of power as a natural obstacle to global hegemony. Later on, though, neo-liberals brought soft power to the fore to transform it into a fully independent concept in the early 2000s [Nye 2004]. Initially, soft power was described as an essentially American toolbox for the era following traditional power dominance. Yet, soft power soon turned into an area of competition recommended to everyone. Even though Joseph Nye initially believed soft power would arrive on the heels of hard power (soft power can bring about what cannot be achieved with hard power, which does not mean soft power can be used to obtain all the things obtained through hard power) and later combined them into “smart power” (i.e., not afterwards, but together) [Nye 2009]. In such a manner, the view of soft power taking the place of hard power became widespread. Conceptualizing soft power as the principal area of international rivalry in the 21st century meant that America had a clear head start in this sphere since its soft power potential is qualitatively and quantitatively greater than that of others.
At about the same time, offensive realism proliferated through the ranks of neo-realists [Mearsheimer 2001]. Both theoretical approaches thus sought either to explain (as objectivistic realists did) what was happening to U.S. foreign policy or to recommend (as normatively minded liberals did) what to do with it. Yet, both still stuck to their basic standpoints on matters of principle. Realists believed global hegemony to be implausible even if the natural strife for it was bound to entail balances of power. Liberals, on the other hand, believed that the U.S. had to gradually transfer its power over global affairs to international institutions [Bhagwati 2004; Drucker 1999; Soros 2004], while stepping aside in the long-term [Nye 2003] [2]. So, both theoretical approaches expected their fundamental presets to be put into practice in the future, while interpreting the realities of today’s world from the perspective of how far they are implementated instead of analyzing the world as it was.
In the meantime, the world was changing. A major structural transformation followed the collapse of the bipolar system in the early 21st century. Several states made real breakthroughs, primarily China and India. After a period of weakening, Russia regained its capabilities. Other BRICS and G20 countries made significant steps forward, too [Denisov et al. 2019]. The economic significance of these actors is almost universally underpinned by their military potential: fifteen G20 states account for about 80% of global military spending. There emerged a circle of what may be called a renewed cast of leading global actors—previously dubbed as great powers (Russia, the US, China, India, the EU)—and significant regional powers capable of influencing the global agenda, even if to different degrees (Germany, France, the UK, Japan, South Korea, Turkey, Saudi Arabia, Iran, Brazil, Australia).
Figuratively speaking, the global system received a new hardware [Lukyanov et al. 2020: 20–21]. This is largely the very “fabric” that both neo-realists and neo-liberals hoped to achieve—a world without total U.S. dominance, one that is interdependent globally (as neo-liberals suggested) and multipolar structurally (as neo-realists indicated). So, the global system’s hardware is substantive, palpable polycentricity. Yet, there is no software whose inevitability and/or desirability would be justified by the two principal theoretical schools.
The leading global actors are far from entrusting their destiny to international institutions and regimes as neo-liberalism prescribes. They do not, however, recognize or set down balances of power that would serve as the pillars for stability, while maintaining those balances would form the basis for cooperation as actors would have to do in accordance with the neo-realist approach.
New Structural Realities: A Global Non-Integrated World
What was in the late 20th century labelled globalization—following several decades of the world’s growing interdependence and its new (or not entirely new) quality—may, in a broader context, be viewed as the merging of two processes that had been increasingly intertwined over the two or three previous centuries. These are the world’s increased physical connectedness (material globalization) and its increased ideational integrity (ideological homogeneity, universalization). These processes have not been linear; frequently, events have driven nations apart—physical connections between them could be cut to turn them into ideological opponents. Ultimately, however, all major political, economic and social upheavals, be they colonialism or outcomes of great wars, contributed to shaping a truly global economic and political system and enhanced the world’s connectedness [Chanda 2008].
The exchange of ideas has not been symmetrical. The strong and the victorious imposed their ideological paradigms on those over which they gained control or influence. Yet, the weak did not shy away from borrowing from the strong. These were mostly material borrowings but they were sometimes intertwined with ideological ones. Recipients attempted to separate these two types of borrowing; for instance, throughout the 19th century, the Ottoman Empire debated on how to borrow only the West’s military, technical and material achievements without its social and political practices [Lewis 2002:82–95]. In the mid-20th century, however, modernization theory established interconnectedness between material development and a broad social modernization [Lipset 1960:45–76]. While the Cold War split the world into two adversarial camps, it simultaneously contributed to universalization. Both systems laid claims to universality and rolled out their economic models and concomitant values and ideals. Incidentally, both camps resorted—states and communities in the West still do—to conditionality when it comes to material and technical aid, tying it to introducing particular ideological and political institutions.
From an idealistic perspective, the collapse of the USSR could be interpreted as the crown of the Hegelian process of dialectical development [Fukuyama 1989] or, from a rationalistic one, as the triumph of a Western geopolitical agency, the U.S. and its allies [Krauthammer 1990]. In any case, though, the world was seen as global and largely universal. By the late 20th century, material globality and ideological universality reached their historical peaks to be fully identified one with the other.
The process was interrupted in the early 21st century. Material globalization seized to be equivalent to ideological universality (homogeneity). Materially, the world remains globally integrated despite the tendency towards fragmentation that has emerged over the recent decade. However, the aspiration for ideological homogeneity—a space based on common values—has been entirely crushed [Safranchuk 2020]. The process of universalization has come to an end.
In the late 20th – early 21st centuries, dozens of developing states used their material successes to bolster their “identities” so as not to “dissolve” in universal (liberal) values [3]. While previously expected to entrench such universalization, the Internet and social media facilitated it slowdown and reversal. Instead of unifying societies, social media contributed to their atomization as well as emergence of scarcely-connected cells based on shared views and interests. Instead of spreading the “universal glad tidings” and modern liberal values from global centers, new technologies boosted alternative voices; instead of enshrining universalization, they helped develop diversity, with the communicative field beginning to fragment; instead of erasing identities as some experts expected [Lash 2002], identities began to get autonomized [Nye 2003:95–99] [4]. These developments justified questions whether democracy and liberalism are no longer identical [Zakaria 2003].
Today’s structural reality is a materially global—yet, ideologically non-universal—world, with a discernible trend towards further de-universalization. This contains an inherent contradiction. The world is too non-homogeneous for the current level of material globality, while its global material connections are excessive for the increasing level of non-universality. Entities that are too different are too closely connected.
In a materially global, interconnected and “tight” world characterized by weak ideological homogeneity, perceptions of danger are on the rise, much as the demand for politicizing and securitizing all agendas possible. Under such circumstances, rival powers find it hard to arrive at and set balances of power. Consequently, the stability element that is central for both realists and neo-realists does not work as it is used to. Simultaneously, the world is too non-universal for international and global institutions to function effectively, for countries to trust their destinies to them and thus achieve agreement on practical issues. As a consequence, the institutional element that neo-liberals see as the foundation of the system’s stability does not fully work either.
So, the imbalance between material globality and ideological diversity inhibits both basic theories. Should one of the elements gain the upper hand, it would produce the conditions enabling one of the theories to prevail. The temptation to “adjust” reality by using political means is visible, through either launching an ideological project to push re-universalization or tipping the world towards material de-globalization. In both cases, the structural imbalance described above, being disadvantageous for both theories, will be eliminated to the benefit of one of them. Today, the division along the lines of “ideological universalization or material de-globalization” has both theoretical and politically practical dimensions.
Still, ideological universality—essentially uniformity and one-way thinking—can only be imposed, with attempts to do so regarded as a security threat and a challenge to national sovereignty, thus prompting fierce resistance. The idea of material de-globalization, especially in its radical manifestations, also provokes rejection among the greater part of the international community—even though to different degrees in different countries—since most states base their social and economic development on a model that puts a premium on material globalization. So, even though the combination of material globalization and ideological non-universality as well as the imbalance between the two do “inhibit” the basic theories, this, nonetheless, is a stable structural reality that informs behavior of global and regional powers.
Conceptualizing Today’s Rivalry and Cooperation
Direct military confrontation between the leading actors remains highly improbable, if not entirely impossible—at the least, none of the actors considers it a reasonable rivalry option. At the same time, the impulse toward fierce competition is great, and it is taking on two principal forms. First, this has to do with attempts to undermine competitors through indirect impact; second, it is the readiness for a controllable clash of interests in important regions (a situation when the scale and intensity are under control and do not acquire an “independent” escalation dynamics).
All leading global actors have domestic problems, both of economic and social dimensions. This opens up major opportunities for the so-called hybrid warfare or attempts to apply non-military pressure on a competitor’s internal weak spots. The nature of this rivalry is further complicated by the fact that unfriendly territories exist in virtually all regions where the leading actors are located, and these territories could be used as a catalyst to their domestic problems. Actors attempt to put pressure on their competitors/rivals by proxy, using an unfriendly state that serves as a lever for transmitting and increasing negative influence, as it is geographically proximate to the pressurized state, besides, being locked in conflict with it.
Most leading global actors and influential regional players are involved in hybrid warfare. This mode of competition results in incessant tensions in a number of areas, with such competition being convoluted and contradictory, lacking symmetry and direct parity. All this makes it harder to achieve and acknowledge any balance of power as well as create a mechanism for maintaining it. Competition gets stuck at a stage prior to a balance of power. At the same time, the competition described above does not (as of yet) allow even most acute of the contradictions to turn into overt and major warfare. Instead of open military confrontation, competition involves mutual “besieging” through regional partners. In other words, no one attempts to defeat the other party, whereas everyone attempts to use attrition as their weapon of choice against their competitors.
Leading global actors are concurrently highly active in pursuing political goals in regions beyond their immediate location, primarily due to their economic interests. The interests of these leading actors clash in various regional configurations—whether the Balkans, Central Asia, the Middle East, Africa or South America. In some cases, these clashes turn into regional military confrontations in which leading actors are involved to varying degrees, as happened in Syria, Libya and Ukraine [Naumkin 2018; Markedonov et al. 2020; Markedonov, Silaev, Neklyudov 2020].
Leading global actors have not yet quite identified the most effective forms and methods for participating in regional conflicts. Direct large-scale involvement does not always produce the desired results. Moreover, in some instances, it shrinks the prospects for achieving these results. Yet, mediated actions are not particularly effective either. It is important for the leading global actors to possess and make use of their expeditionary military capabilities to pursue direct engagement in conflicts beyond their own geographical regions. They have to protect their interests and assets without becoming overburdened with military commitments. All the leading actors are gradually learning to do this. Russia is more successful in Syria, the U.S. is somewhat less successful in Iraq and Afghanistan [Safranchuk 2017а, 2017b].
Private military companies are becoming a rapidly growing force employed by leading actors for indirect and non-obligatory involvement, while their activities may go beyond purely military objectives, extending into politics and communications. This aligns well with the features of today’s conflicts as described above. PMCs have not become independent actors, although they tended to be heading in that direction in the 1990s. Back then, they were capable of independently conducting fully-fledged local conflicts as a force to be reckoned with in small regional clashes, fighting on the side of TNCs, international and non-governmental organizations as well as third-world governments. However, governments of large states later on became the principal clients of the most successful PMCs. Today, private entities can be truly effective only as part of this combination—major global actors act as the source of equipment and personnel as long as their subcontractors pursue their interests.
For global actors, interaction with regional partners is an important element of their effective involvement in regional affairs, particularly in armed conflicts. The interests of these regional partners and their views on specific situations might significantly differ from the approaches taken by global actors, and the latter have to take this into account. Several agendas, as well as local and supra-regional contradictions, get intertwined in regional affairs, which makes it harder to find full-fledged solutions to reconcile regional differences and establish stable balances of power.
Concerns that competitors might make use of internal weaknesses and vulnerabilities are exacerbated because none of the leading actors can shut itself off from the world, thus ensuring protection from outside influences. Specific manifestations of the outside world dependence differ: it could be dependence on foreign markets, technologies, capital or, for that matter, external debt. Attempts to reduce such dependence are regularly made, with some producing results and thereby undermining globalization. For the foreseeable future, however, all the leading global actors will inevitably be tied to the outside world—dependence, openness and concomitant vulnerability will thus subsist.
Global actors are not, however, merely involved in the non-stop process of taking measures and counter-measures in an attempt to gain relative advantages over one another. They are also forced to respond to global circumstances generated within the broader context of the international environment rather than by rival powers. In recent decades, these circumstances have come to be called “new challenges” and “global problems.” These include climate change, global economic imbalances, international terrorism, etc. The path of international and even global cooperation that used to appear quite reasonable for resolving these problems is not entirely feasible under today’s conditions. The starkest example is the environment and climate change—an issue which has, indeed, a global dimension and affects everyone without exception. Even in this area, we see sovereignization of the “green agenda,” a process gradually transforming it into an instrument for economic development and ensuring competitive advantages of individual actors. While unable to resolve these problems, significant global actors can, nonetheless, mitigate their consequences that affect them directly, thus attaining greater stability. This also becomes an area for competition.
We can offer the following generalized perspective on the rivalry between various influential actors in today’s world. Differences resulting from non-universality push them towards competition. “Tight” interdependence, a consequence of material globality, does not afford opportunities for open clashes by limiting escalation—nuclear weapons are also conducive to this. The same interdependence makes it possible to interfere in rivals’ internal affairs, which is where the potential for competition is unleashed through hybrid warfare. In an open conflict, escalation of this competition has visible limits. Cognizant of their differences, actors are acutely sensitive to the other parties’ interference in their internal affairs, which is why they take counter-measures. Most of the world’s great states are going through a painful sociopolitical transformation, having a unique trajectory in every state. Any hint at attempts to influence this transformation from the outside are seen as subversive activities.
Fierce competition extends to many areas and is asymmetrical, as it is not possible to establish a balance of power once and for all. The desire to use other parties’ weaknesses is intertwined with the intent to prevent those parties from applying pressure to one’s own “sore spots.” The result is contradictions in the policies of all the leading global actors, which erodes mutual trust to complicate reaching common ground and establishing a balance of power even further.
Inherent resilience and the capacity for power projection are becoming the key elements of competition. Leading actors are open to active involvement in global affairs while simultaneously attempting to shut themselves off from external influences on their own internal weaknesses. This results in a dilemma of involving in global affairs vs. concentrating on domestic affairs. Besides, the dilemma has a political dimension, namely, whether to invest resources in boosting military potential or in socioeconomic development. No leading global power has so far found a satisfactory approach to this dilemma, while a universal approach is hardly possible at all. However, the state to find a most effective solution to this dilemma will enjoy relative advantages over its competitors.
We can conceptualize such relations between influential global actors in game-theory categories. We shall turn to the “prisoner’s dilemma” as it is applied in international relations.
Competition on the international stage has traditionally been a “zero-sum game” (or a win-lose model) when one party’s win approximately amounts to the other party’s loss. This is what happens when diplomatic or military strife results in one power losing territories and the other taking them over or when the defeated party has to comply with the winner’s terms. Gains and losses are not necessarily symmetrical; however, one party winning means the other party losing. The world wars of the 20th century were a typical “zero-sum game.”
The Cold War, with its existential confrontation between the two systems guided by opposing philosophical, political and socioeconomic principles, was an extreme manifestation of the “zero-sum game,” a battle to the death. At the same time, the momentum and the scale of rivalry and what could have been its ultimate “cost,” a nuclear disaster, stimulated debates claiming that a “zero-sum game” (win-lose) could result in a mutual loss (lose-lose), while a compromise or a mutual win (win-win) was an alternative that could be attained through negotiations. The Cold War found no compromise, as it resulted in the physical and ideological collapse of one of the sides, notwithstanding the attempts to paint the outcome as a “win-win”. Contrasting a “win-win” and a “lose-lose” as the alternatives requiring a choice to be made (the choice being obvious) was widespread in the aftermath of the Cold War. It fitted well with liberal thinking about the qualitative consequences of a profound interdependence.
The unique features of competition in today’s world do not fit into any of these “win-win,” “lose-lose” or “win-lose” categories.
Since the world is materially global and ideationally non-universal, the former makes mutual loss a possibility, and liberal thought explains it well, while the latter makes it impossible to negotiate compromise “win-win” solutions to the strategic issues on which competition focuses. Because the sides have too little “in common” at the ideational level (values and basic principles of their worldviews) as well as at the practical level of practice (interests and trust). The world is too heterogeneous for “win-win” solutions. Today’s actors are too competent and experienced to plunge into the “lose-lose” option, while reflecting on their own actions sets limits for any uncontrollable escalation. Material globality narrows the room for a “zero-sum game.” In such a “tight” world, it is rather difficult to take something away, at least with acceptable costs and without running into the inevitable “boomerang effect.” Stripping the rival of victory through upping the cost of taking action to an unacceptable level is easier than actually securing victory [5].
Of course, many competitive situations have a “zero-sum game” element to them. For instance, the strife surrounding the Nord Stream 2 pipeline has a “prize,” which is a share of the European gas market. Even so, the game around this project cannot be reduced to the “prize” alone, as it has a significant Ukraine element. Russia will lose should it fail to reduce its dependence on Ukrainian transit—and Nord Stream 2, in fact, serves this purpose. The U.S., though, will not gain an equivalent win in absolute terms. For the U.S., the win would be relative and consist in undermining Russia’s strategic position. The same logic can be seen in many competitive areas.
The relations in the Russia–Europe–U.S. triangle are another example. Russia’s post-Cold War foreign policy discourse was based on the following staple element: difficulties in establishing partnership with the EU stem from it being subordinate to the U.S. within the broader context of the intra-West relations. U.S. military presence and Europe’s NATO commitments prevent Europe from “emancipation,” hindering a transition to a deeper partnership with Russia. This, however, would be quite a natural and rational move, as it pools the parties’ potentials together and bolsters it.
Changes on the international stage in the late 20th and, particularly, in the early 21st century had the trans-Atlantic ties undergo major modifications and, possibly, weaken. The interests of Europe and America as well as their values are diverging, as is their need for each other (if we analyze their real objectives rather than their rhetoric). This process is non-linear, yet apparently inevitable. And we see that Europe drifting away from the U.S. is by no means tantamount to it moving closer to Russia. On the contrary, the clearer the signs of Europe’s disassociation from the U.S., the more the Europeans fear being left face to face with Russia and the more obvious is their desire to fence themselves off from Russia. As a result, Europe-Russia relations are somewhat less pragmatic than it was the case at the peak of the Cold War. Russia is not gaining anything from the trans-Atlantic divergence, the effect being rather the reverse of what is expected.
So, in today’s global politics, “win-lose” competition exists alongside a different kind of expanding competition where one party’s “loss” does not necessarily mean the other party’s “gain,” i.e., the other party gaining what the first party has lost.
In a global non-universal world, if one party loses, the other party does not necessarily gain something in absolute terms. From our perspective, this can be best described as a “lose – not-lose”, as competition primarily revolves around the idea of making the currently unresolvable global and regional problems have more impact on others than on themselves. To put it simply: make life difficult for someone else; in relative terms, make competition more stiff and costly for your rival than it is for you—at least for a while. This would help free up resources for domestic development. Accordingly, competition principally unfolds in terms of resilience: the sides compete to ensure a greater and stronger resilience for themselves, thus gaining advantage in confronting the inevitable new challenges.
Even so, concentrating on oneself, cultivating one’s own ideological identity and egoistical behavior as well as bolstering individual resilience do not rule out international cooperation. When such competition unfolds between a number of global and regional actors, one’s own standing may be boosted not only when someone loses—but, on the contrary, when someone does not lose, thereby generating challenges and impediments for the competition. This lays the basis for a “not-lose – not-lose” cooperation.
Such coalitions are softer than alliances in “zero-sum games” or “win-win” international interactions. There can be many coalitions, as they are situational, easily overlapping in an asymmetrical and contradictory manner. Our partner’s enemy in a “not-lose – not-lose” coalition might be our partner in another similar coalition. And our partner in one coalition can be partnered with our enemy in the other. Flexible international interactions contribute significantly to bolstering one’s own standing.
In suggesting a long-term outlook, we identify several scenarios of how such a global system could develop. First, it could indeed prove to be a dead-end, since it entails very intense competition while producing few absolute benefits. In such a case, a return to the neo-liberal or neo-realist agenda is possible, with active changes to the structural realities. For prospective “win-win” situations under “liberalism of fear” to emerge, there should be willingness to seek a new ideological universalization of today’s world as well as consent to such universalization among the rank and file of the international community. Traditional competition based on neo-realist blueprints requires significant material de-globalization and a sharp decline in interdependence, which effectively means that development models of many states would have to change. This has not been the case for the last two decades, so such prospects appear unlikely today. Apparently, this first scenario is mentioned mainly to cover all options on the table and make our analysis complete, even though we deem it the least probable.
Second, “lose – not-lose” competition is fraught with play-offs which could take on different dimensions. Primarily, it involves one of the major actors collapsing or its inability to remain engaged in fierce competition due to either loss of resources and power projections capabilities or the inability to maintain an acceptable balance between the two. Yet, voluntary retreat from the international strife is a play-off as well. When the number of influential actors shrinks, the system can undergo a major transformation.
Third, since “not-lose – not-lose” international cooperation is based on flexible and overlapping coalitions, at some stage there may appear such a broad coalition that it will decide to enshrine its dominance by bolstering cooperation within itself based on a “win-win” basis for participants, while retaining a “win-lose” basis for non-participants.
Fourth, we might allow for some influential actor—or a coalition of such actors—finding effective solutions of their own to global problems that were deemed to be unresolvable in a stand-alone basis. Such an actor will either gradually accumulate competitive advantages to ultimately win the game and become the new dominant power, or its success will turn it into a role model for other parties willing to imitate its experience. In both cases, competition is likely to become less intense, while the distribution of capabilities would probably change, thus altering the system’s overall configuration.
We should make another remark, taking us back to the key concept of resilience. No global system can be stable unless states, its structural units, are stable as well. In the world order model described above, rational actions undertaken by individual states are intended primarily for retaining their own resilience, and each is interested in an international environment conducive to their efforts. Accordingly, the external and internal components of state policies are connected increasingly closely, with the resilience of the international system depending on that of individual states and vice versa.
The emergence of a “rigid” global system appears unlikely amid the fundamental sociopolitical, technological and climate problems that will inevitably aggravate, at least, in the foreseeable future. In the long term, the described model may be here to stay—owing to its essential adaptivity.
Conclusion
The structural realities of today’s world are characterized by a simultaneous presence of material globality and ideological non-universality. The combination of these creates unprecedented conditions where neither of the two principal theories is fully effective. To be more precise, their effectiveness is limited to operating as critical reflections on one another. Given the ideological non-universality, neo-realist conclusions that a liberal “win-win” grand design is impossible in the global system hold true. Material globality confirms neo-liberal tenets of “win-lose” restrictions on power politics and competition.
The established structural realities are sufficiently stable, since the world exhibits resistance to both ideological universalization (further de-universalization is a more likely prospect) and material de-globalization. In this situation, a stable (self-reproducing) mode of relations between significant global actors is taking shape. It is fierce competition where the loss of one side does not translate into an equivalent win for the other side, which is why it is not a classical “zero-sum game”. Yet there is interest in such a loss, too, since each of the competing sides aims to shift the responsibilities and costs of interdependence on to others. This can be described as “lose – not-lose” competition. International cooperation centers around building various configurations of “not-lose – not-lose” coalitions on a plethora of issues, uniting those with a vested interest in each other “not losing.”
The system we have described will evolve in the future, which does not mean that the system is something temporary or a transition to something else. The current system is full-fledged, as it is determined by structural realities. Its most important feature is the combination of permanent aspirations of actors that seek to influence others and the global situation at large, while remaining resilient to external influences at the same time. Such resilience and the ability to maintain it without recourse to such extremes as isolation is an important feature of international relations that has not been adequately conceptualized so far. We would like to reiterate that the current system is self-reproducing and thus stable. Its principal drawback is that competition is quite intense, while absolute benefits for any significant global actor are rather limited (nevertheless, limited absolute benefits throughout the competition itself may well increase once competition comes to an end).
First published in Russian in Polis. Political Studies 3’2021.
Сафранчук И.А., Лукьянов Ф.А. Современный мировой порядок: структурные реалии и соперничество великих держав. — Полис. Политические исследования. 2021. No 3. С. 57-76. https://doi.org/10.17976/jpps/2021.03.05
References
Acemoglu D., Robinson J. 2012. Why Nations Fail: The Origins of Power, Prosperity, and Poverty, Crown Business. New York: Crown Publishers. 544 p.
Allison G. 2015. The Thucydides Trap: Are the US and China Headed for War? – The Atlantic. URL: https://www.theatlantic.com/international/archive/2015/09/united-states-china-war-thucydidestrap/406756/ (accessed 14.02.2021).
Barber B. 2004. Fear’s Empire: War, Terrorism, and Democracy. New York, London: W.W. Norton & Company. 220 p.
Bhagwati J. 2004. In Defense of Globalization: With a New Afterword. New York: Oxford University Press. 345 p.
Carothers T. 2002. The End of the Transition Paradigm. – Journal of Democracy. Vol. 13. No. 1. P. 5-21.
Chanda N. 2008. Bound Together: How Traders, Preachers, Adventurers, and Warriors Shaped Globalization. New Delhi: Penguin Viking. P. 391.
Cooper R.N. 1968. The Economics of Interdependence: Economic Policy in the Atlantic Community. New York: Columbia University Press. 296 p. https://doi.org/10.7312/coop93392
Denisov I., Kazantsev A., Lukyanov F., Safranchuk I. 2019. Shifting Strategic Focus of BRICS and Great Power Competition. – Strategic Analysis. Vol. 43. No. 6. P. 487-498. https://doi.org/10.1080/09700161.2019.1669888
Derrida J. 2005. Rogues: Two Essays on Reason. Stanford: Stanford University Press.
Drucker P.F. 1999. Management Challenges for the 21st Century. New York: Harper Business. 198 p.
Ferguson N. 2005. Colossus: The Rise and Fall of the American Empire. London: Penguin Books. 416 p.
Fukuyama F. 1989. The End of History? – The National Interest. Vol. 16. P. 3-18.
Graham T. 2020. China – Russia – US Relations and Strategic Triangles. – Polis. Political Studies. Vol. 6. No. 6. P. 62-72. https://doi.org/10.17976/jpps/2020.06.05
Harvey R. 2003. Global Disorder: America and the Threat of World Conflict. London: Constable. 352 p.
Higgott R., Cooper A. 1990. Middle Power Leadership and Coalition-Building in the Global Political Economy: A Case Study of the Cairns Group and the Uruguay Round. – International Organisation. Vol. 44. No. 4. P. 589-632.
Hindle G.F., Schmid A.P. 2009. After the War on Terror: Regional and Multilateral Perspectives on Counter-Terrorism Strategy. London: RUSI Books 151 p.
Holbraad C. 1984. Middle Powers in International Politics. London: Springer. 244 p.
Huntington S.P. 1991. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century. Norman: University of Oklahoma Press. 384 p.
Ikenberry G.J. 2001. American Power and the Empire of Capitalist Democracy. – Review of International Studies. Vol. 27. No. 5. P. 191-212. https://doi.org/10.1017/S0260210501008087
Ikenberry G.J. 2018. The End of Liberal International Order? – International Affairs. Vol. 94. No. 1. P. 7-23.
Ikenberry G.J., Rotberg R.I. 2004. When States Fail: Causes and Consequences. – Foreign Affairs. Vol. 83. No. 3. P. 137. https://doi.org/10.2307/20033986
Kennedy P. 1988. The Rise and Fall of the Great Powers: Economic Change and Military Conflict from 1500 to 2000. London: Hyman. 677 p.
Keohane R., Nye J. 1977. Power and Interdependence: World Politics in Transition. New York: Little, Brown, and Company. 300 p.
Keohane R.O. 1984. After Hegemony: Cooperation and Discord in the World Political Economy. Princeton, N.J: Princeton University Press. 307 p.
Keohane R.O. 2012. Twenty Years of Institutional Liberalism. – International Relations. Vol. 26. No.2. P. 125-138. https://doi.org/10.1177/0047117812438451
Krauthammer C. 1990. The Unipolar Moment. – Foreign Affairs. Vol. 70. No. 1. P. 23-33. https://doi.org/10.2307/20044692
Lake A. 1994. Confronting Backlash States. – Foreign Affairs. Vol. 73. No. 2. P. 45-46.
Lash S. 2002. Critique of the Information. London: SAGE. 234 p.
Lewis B. 2002. What Went Wrong? Western Impact and Middle Eastern Response. New York: Oxford University Press. 189 p.
Lipset S.M. 1960. Political Man: The Social Bases of Politics. New York: Doubleday & Company. 477 p.
Lukin A. 1999. What Went Wrong in Russia? Forcing the Pace of Democratization. – Journal of Democracy. Vol. 1. No. 2. P. 35-40. https://doi.org/10.1353/jod.1999.0028
Mann M. 2003. Incoherent Empire. London: Verso. 284 p.
Mearsheimer J. 2001. The Tragedy of Great Power Politics. New York: W.W. Norton & Company. 592 p.
Mearsheimer J. 2018. Great Delusion: Liberal Dreams and International Realities. London and New Haven: Yale University Press. https://doi.org/10.2307/j.ctv5cgb1w
Mearsheimer J. 2019. Bound to Fail: The Rise and Fall of the Liberal International Order. – International Security. Vol. 43. No. 4. P. 7-50.
Melville A.Yu. 2000. Post-Communist Russia as a Challenge to Transition Theories. – Handbook of Global Political Policy. Ed. by S. Nagel. NY, Basel: Routledge. P. 461-487.
Naumkin V.V. 2005. Radical Islam in Central Asia: between pen and rifle. Lanham, Maryland: Rowman & Littlefield. 283 p.
Naumkin V. 2018. Syrian Surprises. – Russia in Global Affairs. (In Russ.) URL: https://eng.globalaffairs.ru/articles/syrian-surprises/
(accessed 01.03.2021).Newman E. 2009. Failed States and International Order: Constructing a Post-Westphalian World. – Contemporary Security Policy. Vol. 30. No. 3. P. 421-443. https://doi.org/10.1080/13523260903326479
Nye J.S. 1990. Bound to Lead: The Changing Nature of American Power. New York: Basic Books. 370 p.
Nye J.S. 2003. The Paradox of American Power: Why the World’s Only Superpower Can’t Go It Alone. New York: Oxford University Press. 241 p.
Nye J.S. 2004. Soft Power: The Means to Success in World Politics. New York: Public Affairs. 208 p.
Nye J.S. 2009. Get Smart: Combining Hard and Soft Power. – Foreign Affairs. Vol. 88. No. 4. P. 160-163.
O’Reilly K.P. 2007. Perceiving Rogue States: The Use of the “Rogue State” Concept by U.S. Foreign Policy Elites. – Foreign Policy Analysis. Vol. 3. No. 4. P. 295-315.
Popov V., Dutkiewicz P. 2017. Mapping a New World Order: The Rest Beyond the West. Cheltenham: Edward Elgar Publishing. 232 p.
Przeworski A. 1991. Democracy and the Market. New York: Cambridge University Press. 210 p.
Rosecrance R., Stein A. 1973. Interdependence: Myth or Reality? – World Politics. Vol. 26. No. 1. P. 1-27. https://doi.org/10.2307/2009915
Safranchuk I. 2018. Russian-U.S. Relations: Torn between the Practical and Ideational Agendas. – Russia In Global Affairs. Vol. 16. No. 4. P. 96-121. https://doi.org/10.31278/1810-6374-2018-16-4-96-119
Safranchuk I. 2020. Globalisation and the Decline of Universalism: New Realities for Hegemony. – Hegemony and World Order. Ed. by P. Dutkiewicz, T. Casier, J.A. Scholte. New York: Routledge. P. 65-77. https://doi.org/10.4324/9781003037231
Sakwa R. 2020. Multilateralism and Nationalism in an Era of Disruption: The Great Pandemic and International Politics. – Journal of International Analytics. Vol. 11. No. 3. P. 129-150. https://doi.org/10.46272/2587-8476-2020-11-3-129-150
Schweller R.L. 2015. Rising Powers and Revisionism in Emerging International Orders. – Valdai Papers. No. 16. URL: https://valdaiclub.com/files/11391/
(accessed 18.02.2021).Soros G. 2004. The Bubble of American Supremacy: The Costs of Bush’s War in Iraq. – New York: Public Affairs. 224 p.
Sushentsov A.A., Wohlforth W.C. 2020. The Tragedy of US–Russian Relations: NATO Centrality and the Revisionists’ Spiral. – International Politics. Vol. 57. P. 427-450. https://doi.org/10.1057/s41311-020-00229-5
Tammen R.L., Kugler J., Lemke D., Stam A.C., Abdollahian M., Alsharabati C., Efird B., Organski A.F.K. 2000. Power Transitions: Strategies for the 21st Century. New York: Seven Bridges Press, LLC / Chatham House. 244 p.
Tellis A.J. 2004. Assessing America’s War on Terror: Confronting Insurgency, Cementing Primacy. – NBR Analysis, Carnegie Endowment. URL: https://carnegieendowment.org/files/NBRAnalysis-Tellis_December2004.pdf
(accessed 14.02.2021).Transnational Relations and World Politics. 1972. Ed. by R. Keohane, J. Nye. Cambridge, MA: Harvard University Press. 429 p.
Waltz K. 1970. The Myth of National Interdependence. –The International Corporation. Ed. By C. Kindleberger. Cambridge: MIT Press. P. 205-223.
Waltz K. 1979. Theory of International Politics. Reading, Massachusetts: Addison-Wesley Publishing Company. 251 p.
Wood B. 1987. Middle Powers in the International System: A Preliminary Assessment of Potential. World Institute for Development Economic Research Working Paper. 44 p. URL: www.wider.unu.edu/publication/middle-powers-international-system (accessed 14.02.2020).
Young O.R. 1969. Interdependencies in World Politics. – International Journal. Vol. 24. No. 4. P. 726-750. https://doi.org/10.1177/002070206902400407
Zakaria F. 2003. The Future of Freedom: Illiberal Democracy at Home and Abroad. New York: W.W. Norton & Company Inc. 256 p.
Zakaria F., Yew L.K. 1994. Culture Is Destiny: A Conversation with Lee Kuan Yew. – Foreign Affairs. Vol. 73. No. 2. P. 109–126. https://doi.org/10.2307/20045923
References in Russian
Arbatov A. 2014. Collapse of the World Order. – Russia in Global Affairs. Vol. 12. No. 4. P. 16-31. (In Russ.)
Baranovsky V. 2010. Transformation of the World System in 2000s. – International Trends. Vol. 8. No. 1. P. 4-13. (In Russ.)
Baranovsky V. 2019. New International Order: Overcoming or Transforming the Existing Pattern? – Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya. Vol. 63. No. 5. P. 7-23. (In Russ.) https://doi.org/10.20542/0131-2227-2019-63-5-7-23
Batalov E. 2003. “New World Order”: towards a methodology of analysis. – Polis. Political Studies. No. 5. P. 25-37. (In Russ.) https://doi.org/10.17976/jpps/2003.05.04
Bogaturov A.D. 1996. Pluralistic Unipolarity and Russian Interests. – Svobodnaja mysl’. No. 2. P. 25-36. (In Russ.)
Bogaturov A.D. 2002. Pljuralisticheskaja odnopoljarnost’ [Pluralistic Unipolarity]. – Ocherki teoriii metodologii politicheskogo analiza mezhdunarodnyh otnoshenij [Writings on Theory and Methodology of Political Analysis of International Relations]. Ed. by A.D. Bogaturov, N.A. Kosolapov, M.A. Hrustalev. Moscow: NOFMO. 390 p. (In Russ.)
Denisov I. 2020. The Concept of “Discursive Power” and the Transformation of Chinese Foreign Policy under Xi Jinping. – Comparative Politics Russia. Vol. 11. No. 4. (In Russ.) https://doi.org/10.24411/2221-3279-2020-10047
Dynkin A., Telegina E. 2020. Pandemic Shock and the World after Crisis. – Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya. Vol. 64. No. 8. P. 5-16. (In Russ.) https://doi.org/10.20542/0131-2227-2020-64-8-5-16
Istomin I., Baykov A. 2019. Dynamics of International Alliances in an Unbalanced World Structure. – Mirovaia ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniia. Vol. 63. No. 1. P. 34-48. (In Russ.) https://doi.org/10.20542/0131-2227-2019-63-1-34-48
Karaganov S.A. 2019. Departure of Military Superiority of the West, and Geo-Economics. – Polis. Political Studies. No. 6. P. 8-21. (In Russ.) https://doi.org/10.17976/jpps/2019.06.02
Kortunov A.V. 2016. The Inevitable, Weird World. – Russian International Affairs Council. (In Russ.) URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/neizbezhnost-strannogo-mira/
(accessed 03.06.2021).Kosolapov N.A. 2002. Globalizatsiya: ot miroporyadka k mezhdunarodno-politicheskoi organizatsii mira [Globalization: From the World Order to the International Political Organization of the World]. – Ocherki teorii i metodologii politicheskogo analiza mezhdunarodnykh otnoshenii [Essays on the Theory and Methodology of Political Analysis of International Relations]. Ed. by A.D. Bogaturov, N.A. Kosolapov, M.A. Khrustalev. Moscow: NOFMO. 390 p. (In Russ.)
Lukyanov F.A., Trenin D.V., Kortunov A.V., Sushentsov A.A., Suslov D.V., Silaev N.Yu., Murakhovskii V.I., Safranchuk I.A., Markedonov S.M. 2020. Russia in the New Decade: Objectives, Threats, and Fellow Companions. – Journal of International Analytics. Vol. 11. No. 2. P. 11-27. (In Russ.) https://doi.org/10.46272/2587-8476-2020-11-2-11-27
Markedonov S., Rebro O., Sushentsov A., Chechevishnikov A. 2020. U.S. Policy Towards Ukraine (1991-2013): Between Restraint and Overall Support. – Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya. Vol. 64. No. 4. P. 15-25. (In Russ.) https://doi.org/10.20542/0131-2227-2020-64-4-15-25
Markedonov S., Silaev N., Neklyudov N. 2020. U.S.-Ukraine Relationship (2014-2019): Dilemmas of the Alliance. – Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya. Vol. 64. No. 8. P. 70-80. (In Russ.) https://doi.org/10.20542/0131-2227-2020-64-8-70-80
Nikonov V.A. 2002. Back to the Concert. – Russia in Global Affairs. No. 1. (In Russ.) URL: https://globalaffairs.ru/articles/nazad-k-konczertu/ (accessed 01.03.2021).
Piatakov A.N. 2020. The Relations Between Turkey and Mexico: A Comparative Analysis, History and Modernity. – Cuadernos Iberoamericanos. Vol. 8. No. 1. P. 97-107. (In Russ.) https://doi.org/10.46272/2409-3416-2020-8-1-97-107
Safranchuk I. 2017. Alternative Options of the U.S. Policy in Afghanistan. – Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya. Vol. 61. No. 2. P. 5-12. (In Russ.) https://doi.org/10.20542/0131-2227-2017-61-2-5-12
Safranchuk I. 2017. Military Force in Obama’s Policy: The Case of Afghanistan. – International Trends. Vol. 15. No. 2. P. 89-98. (In Russ.) https://doi.org/10.17994/IT.2017.15.2.49.6
Shakleina T.A. 2019. “American Dilemma” in the Forging of a New World Order. – International Trends. Vol. 17. No. 4. P. 36-48. (In Russ.) https://doi.org/10.17994/IT.2019.17.4.59.3
Tsygankov A.P. 2020. Gulliver at the Crossroads: America’s Strategy During the Global Transition. – Journal of International Analytics. Vol. 11. No. 2. P. 28-44. (In Russ.) https://doi.org/10.46272/2587-8476-2020-11-2-28-44
Tsygankov P.A. 2018. Studies of World Order: Theoretical Problems and Differences of Interpretation. – Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. Vol. 41. P. 194-202. (In Russ.)
Voitolovsky F.G. 2019. Deep Changes in External Environment Affecting Russia’s National Security. – Herald of the Russian Academy of Sciences. Vol. 89. No. 4. P. 393-399. (In Russ.) https://doi.org/10.31857/S0869-5873894393-399
1. It was well conceptualized for both Russia and the rest of the world as “pluralistic unipolarity” [Bogaturov 1996, 2002].
2. At the same time, the neo-liberal approach has for decades consistently supported the basic liberal idea: a “good” hegemon is a guarantor of international cooperation, openness and systemic stability [Keohane 1984; Nye 1990; Ikenberry 2001, 2018].
3. The topic of diligent “students” succeeding through borrowing basic development models and then beginning to criticize many aspects of their “teachers” and to protect their “uniqueness” was curiously manifested in the interview Lee Kuan Yew, the “father” of Singaporean reforms, gave to Fareed Zakaria for Foreign Affairs in 1994 [Zakaria, Yew 1994].
4. Recently, global technological platforms have stepped up their efforts to remove the undesired content and are acting precisely within the universal liberal paradigm.
5. This phenomenon was made manifest by big states participating in the Middle East: the concept of “victory” simply does not apply there. For instance, the debates in the US on the outcome of the Iraq or Afghanistan campaigns focused not on achieving victory but on developing an efficient exit strategy. The campaign against IS (which is banned in Russia) was an exception but it is a unique case of a grave challenge to states from a powerful terrorist non-state entity, which forced a temporary pooling of efforts (or, rather, acting on parallel courses).
Покупай Genshin Impact: Primogem Giveaway 1.6 онлайн по низким ценам
About Genshin Impact: Primogem Giveaway 1.6
Get a chance to meet Kazuha and Klee again in Genshin Impact version 1.6 with these free Primogems!
The new Genshin Impact version 1.6 is introducing to us yet another new character, a returning favourite, and many more new things including the very new skin system! Known as Midsummer Island Adventure, the new patch will arrive on June 9, 2021, for for PC, Android, iOS, PlayStation 4, and PlayStation 5.
Genshin Impact is a free-to-play open-world action RPG that brings players to the visually stunning world of Teyvat. The player takes on the mysterious «Traveler» role, who sets off on a journey to discover the fate of the lost sibling and unveils the mysterious secrets of Teyvat along the way.
For more Genshin Impact events and even more chances to get free Primogems, remember to visit Hoyolab here!
How to redeem free Primogem?
Redemption is easy, and here’s how you can get your code!
- Go to this Genshin Impact download page.
- Open the game and enter the world.
- Open the Paimon’s Menu => Settings => Account => Redeem Code
- For iOS users, go to Genshin Impact Redeem, and follow the presented steps.
* Note: Codes are available to players with Adventure Rank 10 or higher.
Terms & Conditions
- Each account is limited to ONE code only.
- You can only redeem ONE code for EACH Genshin Impact account.
- These codes are strictly for end-user redemption only and not applicable for sale.
- The giveaway will run while stocks last.
What to expect in version 1.6?
New Rerun Banner
- Klee (5*)
- Barbara (4*)
- Fischl (4*)
- Sucrose (4*)
New Character
- Kazuha Kaedehara (5* Anemo Sword-wielder)
New Features in Version 1.6
In this new update, players can finally dress up their favourite girls from Mondstadt in summer-themed outfits!
Sea Breeze Dandelion Jean
This Jean outfit can be bought with 1,350 Genesis Crystal for a limited-time! However, after the promotional period, the outfit will still remain in store but will revert to the price of 1,680 Genesis Crystals. So, get them now to save!
Summertime Sparkle Barbara
Unlike the one above, this outfit can be obtained completely free! So, make sure to participate in the “Echoing Tales” event and collect Echoing Conches during Version 1.6! After the end of Version 1.6, the outfit will stay in store at the price of 1,680 Genesis Crystal.
Serenitea Pot: Companion Move-InThe new feature allows you to gain the trust of your companion and then invite them to your home realm! Each realm can host up to eight companions.
PlayersRankings — статистика игроков в бою — Mods by WotLab
v. 1.7.0
— добавлены макросы:
-> t_battles / кол-во боев на танке
-> t_kb / кол-во кило-боев
-> t_winrate / процент побед на танке
-> c_t_battles / цвет по кол-ву боев
-> c_t_winrate / цвет по проценту побед
— изменен файл конфигурации (добавлены секции с цветами для новых макросов)
v. 1.6.11
— адаптация к патчу 1.12.1
v. 1.6.10
— адаптация к патчу 1.12.0
v. 1.6.9
— адаптация к патчу 1.11.1
v. 1.6.8
— адаптация к патчу 1.11.0
v. 1.6.7
— адаптация к патчу 1.10.1
v. 1.6.5
— добавлена настройка альтернативного вида маркеров по alt
— изменен конфиг по умолчанию
* файл конфига при обновлении заменять обязательно, либо перенести измененную секцию markersExtension в свой конфиг
v. 1.6.1
— исправлена работа опции markersExtension
v. 1.6.0
— адаптация к патчу 1.10.0
v. 1.5.5
— адаптация к патчу 1.9.1
— рефакторинг загрузки флеш-компонентов
v. 1.5.0
— адаптация к патчу 1.9.0
— исправлены найденные ошибки
v. 1.4.4
— адаптация к патчу 1.8.0
v. 1.4.0
— адаптация к патчу 1.7.1
v. 1.3.9
— исправлена ошибка с приставкой FAKE для ботов
v. 1.3.8
— адаптация к микропатчу 1.7.0.1
— добавлена возможность настройки префикса и цвета в таблице для игроков с вкл. анонимайзером
— незначительные косметические изменения
v. 1.3.7
— адаптация к патчу 1.7.0
— добавлено выделение игроков включивших анонимайзер (FAKE| в начале ника)
— добавлена опция отключения эмблем (вкл. по умолчанию)
— исправлено (?) смещение строки в ушах для игроков с непрогруженной статистикой
— исправлена ошибка с невозможностью отображения статистики даже если она успешно загружена
— исправлены различные мелкие баги
v. 1.3.6
— адаптация к патчу 1.6.1
v. 1.3.2
— адаптация к патчу 1.6.0
v. 1.3.1
— адаптация к патчу 1.5.1
v. 1.3.0
— адаптация к микропатчу 1.5.0.3
— добавлена поддержка ранговых боев
— ряд небольших исправлений для случайных боев
v. 1.2.5
— адаптация к патчу 1.5.0
— исправлены найденные ошибки
v. 1.2.2
— адаптация к патчу 1.4.1
— исправлены незначительные ошибки
v. 1.2.1
— изменения в механизме выбора прокси для получения данных
— доработано взаимодействие с основным сервером
v. 1.2.0
— адаптация к патчу 1.4.0
— добавлена поддержка режима «Линия Фронта»
— исправлены различные мелкие ошибки
v. 1.1.0
— добавлено отображение статистики в списках игроков в режиме «Генеральное сражение»
— исправлены найденные ошибки
v. 1.0.1
— добавлен повторный запрос статистики при ответах с WG API которые относятся к временным неполадкам
v. 1.0.0
— первый публичный релиз
|
Отслеживание статистики World of Tanks
Добро пожаловать в WoTLabs!
Это сайт, посвященный отслеживанию статистики игроков World of Tanks .Используя этот сайт, вы можете просматривать свою ежедневную, еженедельную, ежемесячную и двухмесячную статистику.
WoTLabs также предлагает отличные ресурсы для игроков, которые хотят улучшить свой игровой процесс. В нашем разделе статей представлены потрясающие материалы, написанные некоторыми из лучших игроков в эту игру. Вы также можете найти этих же игроков на нашем форуме и напрямую задать им конкретные вопросы об игре.
Немного обо мне
Меня зовут Лукас, я 29-летний бразильский веб-разработчик. Забота о WoTLabs стала моей второй работой.Еще многое предстоит сделать, и он постоянно улучшается, и мне это очень нравится, особенно благодаря поддержке многих замечательных людей на форумах АН, которые следили за этим проектом и поддерживали его с момента его запуска.Если у вас есть какие-либо вопросы или предложения, вы можете связаться со мной на форуме или в игре, просто найдите Neverwish . Вы также можете подписаться на меня в Twitter, чтобы получать обновления и другие интересные вещи.
Цветовая шкала
Это справочная таблица для различных цветов, которые можно найти в рейтингах подписных изображений. Имейте в виду, что рейтинги искажены из-за низкого количества битв и новых игроков, которые все еще изучают игру. Эта шкала не будет применяться к вам должным образом, пока у вас за плечами не будет хотя бы нескольких тысяч сражений.
Процент побед | WN8 Рейтинг |
Менее 46% | Менее 300 |
46% | 300 до 449 |
47% | 450 до 649 |
от 48% до 49% | 650 по 899 |
от 50% до 51% | 900 до 1199 |
от 52% до 53% | 1200 до 1599 |
от 54% до 55% | 1600 по 1999 |
от 56% до 59% | 2000 по 2449 |
от 60% до 64% | 2450 до 2899 |
65% + | 2900 + |
Цветные клавиши |
Очень плохо |
Плохо |
Ниже среднего |
Среднее значение |
Выше среднего |
Хорошо |
Очень хорошо |
Отлично |
Unicum |
Супер Уникум |
% | Процентиль |
0.00% | |
6,00% | |
20,00% | |
40,00% | |
63,00% | |
82,00% | |
95,00% | |
99,00% | |
99,90% | |
99,99% |
Если вы хотите использовать эту шкалу на своем XVM, вы можете загрузить файл colors.xc , щелкнув здесь.
Для установки поместите этот файл в / res_mods / configs / xvm /
Имейте в виду, что это будет работать, только если ваш XVM настроен на использование нескольких файлов конфигурации, а не на одном xvm.xc, и в этом случае масштаб необходимо изменить вручную.
Вы можете увидеть точную таблицу, которую WoTLabs использует для расчета вашего рейтинга WN8, нажав здесь: WN Expected Tank Values.
RU Статистика сервера
ОбщийСредний процент побед: | 49,83% |
Средний показатель WN8: | 1145 |
Недавний процент побед: | 50,02% |
Недавние WN8: | Средний уровень: | 6.68 |
Отслеживаемых игроков: | 2340836 |
Отслеживаемых кланов: | 54538 |
Активных игроков
Средний процент побед: | 50,48% |
4 13207 Среднее значение WN8: | |
Недавний процент побед: | 50.92% |
Недавний WN8: | 1438 |
Средний уровень: | 7.35 |
Характеристики танка
Резервуар | Ср.Летучая мышь. | WR | WN8 | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Тип 59 | 2114 | 52,51% | 1660 | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
T34 | 1310 | 50,03% | 1447 | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
1447 | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
1458 | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
E 25 | 864 | 51,96% | 1557 | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
BC 25 т | 720 | 49,11% | 1558 | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
52.39% | 1757 | |||
Skorpion G | 654 | 50,74% | 1516 | |
ИС-3 | 650 | 49,8% | 1267 | |
Об. 261 | 634 | 49,01% | 1352 | |
BC 155 58 | 614 | 48,93% | 1239 | |
T26E4 | 603 | 7 49,15% |
ИГРОК | поз. | СТРАНА РОЖДЕНИЯ | ПРАВО | ДРУГАЯ РЕП. |
Аллан Делл | LH | Южная Африка | Дедушка | ЮАР u20 |
Оли Кеббл | LH | Южная Африка | Резиденция (2020) | ЮАР u20 |
Эван Эшман | HO | Канада | Материнская компания | – |
Саймон Берган | TH | Новая Зеландия | Дедушка | – |
Виллем Нель | TH | Южная Африка | Резиденция (2015) | – |
Роб Харли | LO / FL | Англия | Материнская компания | |
Сэм Скиннер | LO | Англия | Материнская компания | Англия (20) |
Джош Бейлисс | FL | Англия | Дедушка | Англия (20) |
Cornell du Preez | FL | Южная Африка | Резиденция (2016) | ЮАР u20 |
Хэмиш Уотсон | FL | Англия | Дедушка | – |
Ник Хайнинг | N8 | Австралия | Дедушка | – |
Лезвие Thomson | N8 | Новая Зеландия | Дедушка | Новая Зеландия до 20 лет; Новая Зеландия маори |
Али Цена | SH | Англия | Материнская компания | – |
Жако ван дер Вальт | FH | Южная Африка | Резиденция (2020) | ЮАР u18 |
Крис Харрис | CE | Англия | Дедушка | Графства Англии |
Сэм Джонсон | CE | Австралия | Резиденция (2018) | Австралия Школьники |
Джеймс Лэнг | CE | Англия | Дедушка | – |
Кэмерон Редпат | CE | Франция | Материнская компания | Англия (20) |
Дункан Тейлор | CE | Англия | Материнская компания | – |
Байрон Макгиган | WI | Намибия | Материнская компания | – |
Шон Мейтленд | WI | Новая Зеландия | Дедушка | новозеландские маори; Школы Новой Зеландии; Новая Зеландия до 19 лет; Новая Зеландия (20) |
Духан ван дер Мерве | WI | Южная Африка | Резиденция (2020) | школ Южной Африки; ЮАР (20) |
Руфус Маклин | FB | США | Материнская компания | – |
УЭЛС (12)
Халлам Амос, Джонатан Дэвис, Дэн Лидиат, Джордж Норт, Джош Маклауд и Таулупе Фалетау прошли через валлийскую систему.Томас Фрэнсис, Джейк Болл, Уилл Роулендс, Уиллис Халохоло, Ник Томпкинс и Джонни Уильямс в основном производились за пределами Уэльса. Джонни Уильямс играл за Англию против Варваров в матче без матчей и без захвата. Отец Таулупе Фалетау играл на RWC 1999 за Тонгу.
ИГРОК | поз. | СТРАНА РОЖДЕНИЯ | ПРАВО | ДРУГАЯ РЕП. |
Томас Фрэнсис | TH | Англия | Дедушка | – |
Джейк Болл | LO | Англия | Материнская компания | – |
Уилл Роулендс | LO | Англия | Материнская компания | – |
Дэн Лидэйт | FL | Англия | Материнская компания | – |
Джош Маклауд | FL | Монако | Резиденция (2004) | – |
Таулупе Фалетау | N8 | Тонга | Резиденция (2001) | – |
Джонатан Дэвис | CE | Англия | Материнская компания | – |
Уиллис Халохоло | CE | Новая Зеландия | Резиденция (2019) | школ Новой Зеландии; Тонга u20 |
Ник Томпкинс | CE | Англия | Дедушка | Англия до 18 лет; Англия до 20 лет; Англия саксов |
Джонни Уильямс | CE | Англия | Материнская компания | Англия до 20 лет; Англия |
Халлам Амос | WI | Англия | Резиденция (2004) | – |
Джордж Норт | WI | Англия | Материнская компания | – |
ИТАЛИЯ (10)
Трое из пяти, получивших право на проживание, переехали в Италию в детстве.Это Кристиан Стоян, Марко Манфреди и Шериф Траоре. Все играли за Италию на юниорском уровне. Йохан Мейер и Монти Иоан прибыли из Южной Африки и Австралии соответственно в качестве профессионалов. Ни один из пяти претендентов на квалификацию по происхождению не является итальянским продуктом для регби. Трое из них играли в представительное регби для профсоюзов, которые выучили свое регби. Стивен Варни — исключение, игравшее за сборную Италии до 20 лет. Хуан Игнасио Брекс использовал «олимпийскую лазейку», чтобы сменить приверженность с Аргентины на Италию.Он уже играл за Италию 7s.
ИГРОК | поз. | СТРАНА РОЖДЕНИЯ | ПРАВО | ДРУГАЯ РЕП. |
Шериф Траоре | LH | Гвинея | Резиденция (2004) | – |
Марко Манфреди | HO | Германия | Резиденция (2002) | – |
Давид Сиси | LO | Германия | Материнская компания | Англия (20) |
Кристиан Стоян | LO | Молдова | Резиденция (2005) | – |
Йохан Мейер | FL | Южная Африка | Резиденция (2018) | – |
Себастьян Негри | FL | Зимбабве | Материнская компания | – |
Каллум Брэйли | SH | Англия | Дедушка | Англия до 16 лет; Англия до 18 лет; Англия до 20 лет |
Стивен Варни | SH | Уэльс | Материнская компания | – |
Хуан Игнасио Брекс | CE | Аргентина | Дедушка | Аргентина u19; Аргентина до 20 лет; Аргентина XV; Аргентина 7s |
Монти Иоан | WI | Австралия | Резиденция (2020) | – |
ИРЛАНДИЯ (8)
Ультан Диллейн переехал в Ирландию в детстве.Остальные сделали это по профессиональным контрактам. Билли Бернс и Роб Херринг смогли сразу же представлять Ирландию из-за происхождения. Пятеро других получили квалификацию через резидентство. CJ Stander был капитаном ЮАР на чемпионате мира среди юниоров. Джеймс Лоу выступал за маори против британских и ирландских львов в 2017 году.
ИГРОК | поз. | СТРАНА РОЖДЕНИЯ | ПРАВО | ДРУГАЯ РЕП. |
Роб Херринг | HO | Южная Африка | Дедушка | – |
Ultan Dillane | LO | Франция | Материнская компания | – |
Куинн Ру | LO | Южная Африка | Резиденция (2015) | – |
CJ Stander | FL | Южная Африка | Резиденция (2016) | Южная Африка u18; ЮАР (20) |
Джеймисон Гибсон-Парк | SH | Новая Зеландия | Резиденция (2019) | Маори Новой Зеландии |
Билли Бернс | FH | Англия | Дедушка | Англия до 18, Англия до 20 |
Bundee Aki | CE | Новая Зеландия | Резиденция (2017) | – |
Джеймс Лоу | WI | Новая Зеландия | Резиденция (2020) | новозеландские маори; Школы Новой Зеландии; Новая Зеландия до 15 лет Баскетбол |
ФРАНЦИЯ (4)
Франция требует, чтобы все игроки имели при себе французский паспорт.Это уникально для Шести Наций. Все игроки, родившиеся за границей, прибыли во Францию уже взрослыми. Уини Атонио родился и вырос в Новой Зеландии. Он играл за Самоа до 20 лет из-за того, что у него были родители Самоа. Пол Виллемсе стал победителем чемпионата мира среди юниоров 2012 года в составе ЮАР. Уроженка Новой Зеландии Вирими Вакатава переехала на Фиджи в детстве и начала играть там в регби в возрасте 9 лет. Также есть два игрока из французских территорий в южной части Тихого океана. Проститутка Пеато Маувака родился в Новой Каледонии, а Йорам Моэфана — из Уоллис-и-Футуна.Они переехали во Францию в возрасте 15 и 13 лет соответственно.
ИГРОК | поз. | СТРАНА РОЖДЕНИЯ | ПРАВО | ДРУГАЯ РЕП. |
Uini Atonio | TH | Новая Зеландия | Резиденция (2014) | Самоа (20) |
Бернар ле Ру | LO | Южная Африка | Резиденция (2012) | – |
Пол Виллемсе | LO | Южная Африка | Резиденция (2018) | Намибия u18; ЮАР (20) |
Вирими Вакатава | CE | Новая Зеландия | Резиденция (2013) | Фиджи u19 |
АНГЛИЯ (2)
Билли и Мако Вунипола получают право на получение статуса резидента Англии.Родившись в Австралии и Новой Зеландии в семье Тонга, они переехали в Уэльс в возрасте 5-6 лет в 1998 году, а затем в Англию в 2005 году.
ИГРОК | поз. | СТРАНА РОЖДЕНИЯ | ПРАВО | ДРУГАЯ РЕП. |
Мако Вунипола | LH | Новая Зеландия | Резиденция (2008) | – |
Билли Вунипола | N8 | Австралия | Резиденция (2008) | – |
World Rugby Bars Трансгендерные женщины, сбивающие с толку игроки
Грейс Маккензи начала играть в регби в 2018 году.Во время технологической конференции в Сан-Франциско к ней подошли несколько ребят, которые порекомендовали ей попробовать себя в команде любителей. Как спортсмен-трансгендер, Маккензи ухватилась за возможность участвовать в спорте, международный руководящий орган которого продвигал девиз «Регби для всех».
«До того, как регби нашло меня, я был в упадке», — сказала 26-летняя Маккензи, объяснив, что она часто сталкивалась с людьми, которые не уважали ее гендерную идентичность. «В регби я нашла людей, которые приняли меня такой, какая я есть.
В спорте, в котором участвовали спортсмены разных размеров, форм, способностей и гендерной идентичности, Маккензи и другие трансгендеры почувствовали себя ошеломленными в последние месяцы, когда распространилась информация о том, что World Rugby планирует исключить трансгендерных женщин из женских команд на ведущих международных соревнованиях. хотя известно, что никто из них не играл на высшем уровне в этом виде спорта.
«Это может иметь минимальное воздействие прямо сейчас, но определенно устанавливает цементный потолок», — сказала Джоанна Харпер, исследователь из Англии, трансгендер и долгое время изучающая спортсменов-трансгендеров.
9 октября World Rugby стал первым международным спортивным руководящим органом, который ввел запрет на участие трансгендерных женщин в глобальных соревнованиях, таких как Олимпийские игры и женский чемпионат мира по регби. Каждая страна может определять, разрешать ли трансгендерным женщинам и дальше участвовать в домашних соревнованиях по регби.
После девяти месяцев анализа и обсуждения World Rugby заявил, что в спорте со столкновениями, где обычно происходит хотя бы одна травма за матч, «в настоящее время нельзя гарантировать безопасность и справедливость для женщин, соревнующихся с транс-женщинами в контактном регби.
Руководители регби заявили, что они обеспокоены тем, что трансгендерные женщины могут нанести серьезные травмы при обращении с цисгендерными женщинами. (Цисгендерные люди — это те, чья гендерная идентичность соответствует полу, назначенному им при рождении.)
В период полового созревания спортсмены-мужчины обычно получают физиологические преимущества во многих видах спорта, включая большую структуру скелета и большую мышечную массу и силу. В результате мужчины и женщины в основном соревнуются в отдельных дивизионах.
По словам экспертов, научных исследований, касающихся выступлений элитных трансгендерных спортсменов, мало или вообще нет.Но некоторые исследования показали, что преимущества в остаточной силе и мышечной массе в значительной степени сохраняются, когда люди, назначенные мужчинами при рождении, подвергаются подавлению тестостерона в течение года.
Запрет World Rugby был объявлен через несколько месяцев после того, как известное шведское исследование 11 трансгендерных женщин показало, что после года подавления тестостерона женщины сохранили мышечную силу бедер и потеряли только 5 процентов мышечной массы.
«Если спорт не заботится о безопасности, спорт умрет», — сказал Росс Такер, физиолог из Южной Африки, который консультировал World Rugby по поводу запрета.«Мамы не будут заниматься этими видами спорта со столкновениями из-за опасности».
Но хулиганы и активисты, выступающие против запрета, говорят, что это решение в поисках проблемы.
Ряд ведущих стран, играющих в регби, выступают против запрета. И спортсмены, которые поддерживают, неохотно выходят вперед, опасаясь негативной реакции. Эта точка зрения во времена усилившейся политической поляризации обычно идет вразрез с инклюзивностью, которой придерживаются международные виды спорта, в том числе на Олимпийских играх.
«Речь идет о надзоре за женским телом», — сказал 39-летний Верити Смит из Великобритании, трансгендерный мужчина, который 26 лет выступал в женских командах до перехода и был молчаливым наблюдателем на обсуждениях World Rugby. «Эти руководящие органы автоматически предполагают, что все спортсменки с женским телом не так сильны, как с мужским, хотя это просто не так».
Никаких научных исследований, посвященных трансгендерным женщинам в регби, не проводилось, сказал Харпер, исследователь.
И нет примеров того, как трансгендерные женщины причиняли бы серьезные травмы цисгендерным женщинам, — сказала Энн Либерман, директор по политике и программам Athlete Ally, группы защиты интересов женщин и L.G.B.T.Q. участники спорта.
Проблема регби превращается в широкий и сложный вопрос во всех видах спорта о том, как сбалансировать инклюзивность, безопасность и справедливость при рассмотрении спортсменов, которые переходят от мужчины к женщине. В спортивном мире наблюдается тенденция к инклюзивности, хотя этот вопрос остается спорным.
Федеральный судья в Айдахо недавно отменил запрет на участие трансгендерных женщин во всех видах спорта в штате. А в Нью-Гэмпшире Университет Франклина Пирса изменил свою политику, разрешив трансгендерным спортсменам участвовать в соревнованиях, чтобы помочь уладить дело с Министерством образования США. Эта проблема возникла, когда CeCe Telfer выиграла N.C.A.A. чемпионат по легкой атлетике, заняв первое место в прошлом году в женском забеге на 400 метров с барьерами в Дивизионе II.
Олимпийские игры в Токио, назначенные на июль и август следующего года, и чемпионат мира по регби 2021 года в Новой Зеландии в сентябре следующего года станут первыми крупными международными соревнованиями, которые заблокируют трансгендеров на пороге, если они состоятся в соответствии с графиком, учитывая пандемию коронавируса.
Однако ни одна трансгендерная женщина не должна была участвовать в соревнованиях по регби на Олимпийских играх в Токио или в женском чемпионате мира по регби 2021 года, независимо от запрета.
США. Пауэрлифтинг, не связанный с олимпийскими видами спорта, запрещает трансгендерным женщинам участвовать в соревнованиях. Но олимпийские виды спорта, кроме регби, не полностью блокируют трансгендерных женщин от участия в командах, соответствующих их гендерной идентичности. Легкая атлетика требует от трансгендерных женщин подавлять и поддерживать уровень тестостерона ниже определенного предела, чтобы сохранить право участвовать в определенных беговых соревнованиях.
Четыре регбиста из США, Англии, Канады и Австралии заявили, что проигнорируют запрет при проведении домашних соревнований. Ожидается, что Новая Зеландия последует этому примеру.
«Мы хотим убедиться, что соблюдаем баланс между безопасностью и справедливостью, чтобы не торопиться с принятием какого-либо решения», — сказал Кен Куорри, главный научный сотрудник Новой Зеландии по регби.
Трансгендерные женщины-хулиганы заявили, что никто не был приглашен на обсуждения официальными лицами World Rugby до того, как запрет был введен в действие.
«Они не прислушивались к отзывам стран, играющих в регби», — сказал активист Либерман. «Глядя на крупные страны регби, этот запрет в значительной степени неприемлем».
Изабелла Макбет Кейн, 33 года из Южной Каролины, которая начала заниматься этим видом спорта после перехода, сказала, что World Rugby не проявляет интереса к ее голосу или подобным голосам.
«Моя команда хотела, чтобы я был там, они втягивали меня в эту драку», — сказала она о решении. «Запрет World Rugby — это полная противоположность всему, что я знаю о регби.
Харпер, исследователь, рекомендовал в качестве компромисса между запретом и отсутствием ограничений, чтобы командам разрешалось допускать одного трансгендерного игрока на международное соревнование. По ее словам, поскольку в регби мало трансгендерных женщин — например, в Соединенном Королевстве, где этот вид спорта популярен, есть четыре самоидентифицированных женщины, установление лимита не исключает спортсменов.
Трансгендерным мужчинам разрешается играть в мужских командах при условии, что они подписывают отказ от прав и проходят медицинское обследование, подтверждающее их безопасность в игре.Им не разрешается выступать в женских командах после начала лечения, повышающего уровень тестостерона. Трансгендерные женщины могут играть в элитных мужских командах, однако нет известных примеров того, чтобы трансгендерные женщины хотели этого.
Трансгендерные женщины по-прежнему могут играть в смешанный, бесконтактный регби, объявила World Rugby, хотя руководящие принципы для элитного смешанного регби все еще разрабатываются. Трансгендерные женщины, у которых произошел переходный период до полового созревания, также могут играть в женский регби после подтверждения лечения, которое предотвратило бы биологические изменения, которые происходят в основном через тестостерон в период полового созревания.
Даже с учетом недавнего запрета, запрет на трансгендерных женщин-мужчин не считается постоянным. По сообщению World Rugby, будут проводиться дополнительные исследования, и каждые три года руководство будет подвергаться официальному пересмотру.
«Спорт хочет быть отражением общества, а общество должно быть инклюзивным», — сказал Такер, южноафриканский ученый. «Это сложный, сложный вопрос — самый сложный вопрос в спорте со столкновениями».
Победитель Кубка мира по регби Стив Томпсон обнаружил, что у него слабоумие, и присоединился к историческому судебному делу | Спорт
Стив Томпсон, выигравший чемпионат мира по регби с Англией в 2003 году, был диагностирован с ранним началом слабоумия и присоединяется к группе бывших игроков в потенциально знаменательном судебном иске для этого вида спорта.
Восемь бывших игроков, которым не исполнилось 45 лет, предлагают возбудить судебное дело против World Rugby — руководящего органа игры — Союза регби в Англии и Союза регби Уэльса по поводу того, что, по их утверждениям, является их неспособностью защитите их от риска сотрясения мозга.
Томпсон, 42 года, сказал, что не может вспомнить, чтобы выигрывал чемпионат мира, не хотел бы, чтобы его собственные дети играли в эту игру «так, как она есть сейчас», и что он сожалеет, что когда-либо взял ее в руки.
Всем игрокам поставлен один и тот же диагноз — деменция с вероятной хронической травматической энцефалопатией (ХТЭ), единственная известная причина которой — многократные удары по голове. Достоверно диагностировать CTE можно только при вскрытии головного мозга.
Ричард Бордман из Rylands Law, представляющий игроков, утверждает, что существует «бомба замедленного действия» среди игроков, у которых появляются симптомы по мере того, как они достигают 40-50 лет. Они ожидают, что первые восемь будут тестовыми случаями в потенциальном групповом судебном разбирательстве.Еще троим был поставлен диагноз вероятного CTE, но они еще не записались. Бордман уже поддерживает контакты с более чем 100 игроками из профсоюзов и лиг, которые сообщают о симптомах, и эта цифра неуклонно растет в последние месяцы.
В случае успеха дело может иметь серьезные последствия для будущего союза регби и, возможно, других видов спорта, таких как лига регби и футбол, который имеет дело с собственным противоречием по поводу связи между владением мячом головой и слабоумием.
Томпсон, 73 раза играл за сборную Англии и трижды за команду British & Irish Lions, был участником знаменитого турнира England XV, который, как известно, выиграл чемпионат мира в Австралии в 2003 году благодаря голу Джонни Уилкинсона в дополнительное время.Томпсон был награжден MBE вместе с другими членами команды. Его положение проститутки в первом ряду схватки — одно из самых суровых в этом виде спорта.
В разоблачающем и временами мучительном интервью Guardian Томпсон сказал, что у него панические атаки и он склонен к перепадам настроения. Он гораздо менее общителен, чем был раньше, его память регулярно подводит, и он иногда не может вспомнить имя своей жены.
«Я не помню, чтобы выигрывал чемпионат мира», — говорит Стив Томпсон после диагноза деменции — видео«Вы видите, как мы поднимаемся на чемпионате мира, а я вижу, как я прыгаю.Но я не могу этого вспомнить, — сказал Томпсон. «Я бы предпочел просто вести нормальную жизнь. Я нормальный. Некоторые люди предпочитают большие огни, а я никогда этого не хотел. Сделал бы я это снова? Нет, не стал бы. Я не могу этого вспомнить. Я не испытываю к этому никаких чувств «.
Среди других игроков Аликс Попхэм, 41 год, 33 раза выступавший за Уэльс в качестве фланкера или 8-й номер, и Майкл Липман, 40 лет, который 10 раз играл за Англию в качестве фланкера и сейчас живет в Австралии.
Бывший гребец из Уэльса Аликс Попхэм также участвует в тестовом примере на фоне заявлений о «тикающей бомбе замедленного действия» у профессиональных игроков первого поколения, у которых развиваются симптомы.Фотография: Дэвид Роджерс / Getty ImagesОни являются частью первого поколения, которое всю свою карьеру играло в профсоюзе регби на постоянной основе после того, как игра стала профессиональной в середине 1990-х годов. Их претензия заключается в том, что руководящие органы не выполнили свои обязанности по обеспечению осторожности, не приняв мер в связи с известными рисками травм головы, особенно после того, как профессионализм привел к явному усилению динамики спорта.
В мае 2011 года, через четыре месяца после смерти школьника Бена Робинсона, World Rugby снизила минимальный возврат к игре после сотрясения мозга с трех недель до шести дней, смягчив политику, действовавшую с 1977 года.
Q&AЯвляется ли регби-союз более опасным, чем мы думали?
ShowКак и в случае с мозгом, мы многого не можем знать наверняка. Эти диагнозы вызывают глубокое беспокойство у таких молодых игроков. Сбор того, что наука любит называть «достоверными данными», требует многих лет и множества исследований, что мало утешает тех, кто живет с какими-либо последствиями здесь и сейчас. Только в 2019 году наука установила повышенный уровень смертности от нейродегенеративных заболеваний среди профессиональных футболистов 20-го века.Регби, вероятно, ищет более сильную ассоциацию. Мы должны надеяться, что на большинство игроков это не повлияет. Реальность такова, что мы начнем узнавать об этом только по мере их старения. И даже тогда, является ли риск просто функцией занятий спортом или другими факторами?
Регби 150 лет. Почему это проблема сейчас?
Если эти случаи деменции являются симптомами нового явления, ключевым моментом, по-видимому, является переход элитных игроков в регби на полную ставку в 1990-х годах. Мало того, что физические потери за 80 минут резко возросли, игроки в течение недели подвергались контактным тренировкам.Группа игроков намерена возбудить судебное дело против властей по регби, утверждая, что они обязаны проявлять осторожность, учитывая появляющиеся доказательства опасности.
Разве игроки не справляются лучше?
Да. Обучение намного сложнее, чем на Диком Западе в первые годы профессиональной эры. Осведомленность о травмах головы и их лечение также изменились за последнее десятилетие. Увы, с улучшенной подготовкой игроков интенсивность 80-минутного пребывания на поле продолжала нарастать.Невозможно узнать, снижает ли чистый эффект этого относительного изменения нагрузки с недели на выходные риски.
Что умеет регби?
Вероятно / надеюсь, это проблема, связанная с элитной игрой, где показатели отсева намного выше. Определенные меры уже приняты с тех пор, как играло поколение Томпсонов. Травмы головы нужно лечить еще более осторожно. Наука находится на пороге разработки технологий для более эффективного и быстрого обнаружения травм головного мозга, но это может оказаться палкой о двух концах, если в дальнейшем обнаружится гораздо более высокая частота, чем считалось ранее.Текущие попытки изменить характер игры, вероятно, окажутся безнадежно второстепенными. На это нет простого ответа.
Спасибо за отзыв.
Игроки будут добиваться компенсации за последствия, которые они испытывают, влияние на их перспективы трудоустройства и стоимость ухода, которые они и их семьи, вероятно, понесут в ближайшие годы. Они также представляют список мер по изменению игры, которые они называют своими «15 заповедями», которые решают их самые насущные проблемы, включая ограничение количества контактов на тренировках, сокращение количества тактических замен и несколько мер, направленных на улучшение выявление черепно-мозговой травмы и уход за пострадавшими.
Представитель World Rugby сказал: «Не комментируя предположения, World Rugby очень серьезно относится к безопасности игроков и реализует стратегии предотвращения травм, управления и обучения, основанные на последних доступных знаниях, исследованиях и доказательствах». Валлийский союз регби заявил, что поддерживает заявление World Rugby. РФС не стал комментировать.
Настали тревожные времена для спорта во всем мире. В футболе повышенный уровень слабоумия среди других победителей чемпионата мира по футболу, сборной Англии 1966 года, привлек внимание к риску владения мячом головой.Нобби Стайлз и Джек Чарльтон умерли в этом году от слабоумия, с тех пор как семья брата Джека, сэра Бобби, объявила такой же диагноз. Судебные иски Регби, кажется, перекликаются с тем, что происходит в американском футболе. В 2013 году НФЛ согласилась возместить ущерб некоторым бывшим игрокам, который, как ожидается, составит более 1 миллиарда долларов (754 миллиона фунтов стерлингов).
Крис Брайант, член парламента от лейбористской партии Ронды и председатель однопартийной парламентской группы по травмам головного мозга, сказал, что спорт был слишком самодовольным. «Нам действительно нужно отнестись к этому серьезно, и я прошу правительство и все спортивные организации прийти и сесть за стол, чтобы мы могли сделать это правильно.”
Диагноз был поставлен неврологом и нейропсихологом путем исследования симптомов снижения когнитивных функций игроков в сочетании с обнаружением с помощью тензорной диффузионной визуализации (DTI) повреждения мозга, соответствующего этим симптомам.
The Breakdown: подпишитесь и получайте еженедельную электронную почту союзов регби.
Еще одна из 15 заповедей — использовать эту технологию для непрерывной базовой оценки мозга игроков. Сканирование DTI — это более сложная форма магнитно-резонансной томографии (МРТ), которая может выявить микроскопические изменения в головном мозге, чего не может сделать стандартная МРТ.Используя эту технологию, игрокам может быть выдано своего рода MOT, с помощью которого они могут получить лицензию на игру.
«Когда вы играете во Франции, вам делают сканирование сердца в начале каждого сезона, чтобы получить разрешение», — сказал Томпсон. «Почему, черт возьми, вам не делают снимки мозга каждый год? Парням будет 22 или 23 года, и им придется уйти на пенсию. Но поверьте мне, тогда лучше закончить, чем быть там, где я сейчас.
100 лучших игроков в регби в мире: 10: 4 от Rugby World
Посмотрите, кто вошел в десятку лучших из наших 100 лучших игроков в мире
100 лучших регбистов мира: 10-4
10 Тадхг Ферлонг
Бесконечное уважение: Ферлонга боятся все, кто сталкивается с ним (Getty Images)
Возраст 26 (14.11.92) Опора положения
Легенда гласит, что во время своего пребывания в Ирландии U20 этот обычно сдержанный тупица предположил, что, поскольку его защита так часто подчеркивалась в анализе, его следует называть «музыкальным автоматом», потому что хиты продолжают поступать. Сейчас Ферлонга, одного из самых уважаемых нападающих на планете, боятся в тайте и почитают за ловкую игру в лузовом режиме.
9 Вилиаме Мата
Большой отряд: Человек, который гора несет, как никто другой (Getty Images)
Возраст 27 (22.10.91) Позиция № 8
Джон Барклай много повидал в свое время, но он был потрясен своим товарищем по команде из Эдинбурга и мастером оффлоадера: «Я не знаю ни одного игрока, который так же хорошо владеет мячом в уличном движении. Я не думаю, что мы видели его лучшее, это страшно ».
8 Финн Рассел
Pulses Racing: он может поджечь поле своим видением и творчеством (Getty Images)
Возраст 26 лет (23 сентября 1992 г.) Должность Флай-полузащитник
Он входит в десятку лучших игроков мира, потому что каждый раз, когда он получает мяч, вы знаете, что он может нанести серьезный урон.Он такая угроза, потому что у него смехотворный набор навыков. Его бегущая угроза огромна, и защита не может отвести от него глаз ни на секунду. Он может отбивать, хватать и отбрасывать мяч в космос, а его раздача обеими руками разрушила защиту мирового класса. Он также делает хорошие вызовы при перехватах, а когда он находится по другую сторону от линии защиты, если он не завершает попытку, он не умирает с мячом и помогает создать новую волну.
7 Бен Смит
Положено: Смит играет ключевую роль в тылу All Black (Getty Images)
Возраст 33 (1.6.86) Позиция Тройка защитников
В очень редких случаях, когда он делает ошибку, вы можете почувствовать охоту мира регби. Он переворачивает сравнения с ног на голову: неподвижные конструкции следует описывать как устойчивые, как у Смита.
Полузащитник для части своего подросткового возраста, только когда тренеры NPC Отаго поставили «Бендеру» на 15, все стало ясно. Перед ним появилось целое поле, и его компьютерный мозг начал расшифровывать вещи. Пройдет еще несколько лет, прежде чем вся страна увидит, что работа Смита по сбору мячей, захвату линий и прикрытию поля была идеальной для All Blacks.Но он попал туда.
Он не самый крупный, дерзкий и не самый физический из персонажей — Коллектив Альтернативных комментариев нежно назвал его «Бен из счетов». Но именно за его стойкость и блестящую эффективность игры его называют одним из лучших игроков пятерки.
Его перевели в другое крыло, чтобы задействовать другие таланты, но его зрелость и присущие лидерские качества делают его бесценным для AB. «Он особенный человек, — говорит Стив Хансен.
6 Оуэн Фаррелл
Основная фигура: Фаррелл играет ключевую роль в повышении шансов Англии на чемпионат мира (Getty Images)
Возраст 27 (24 сентября 1991 г.) Должность Флай-полузащитник
Сарацин блестяще начал игру в шести нациях, доминируя над Ирландией, но был странным образом сражен с Уэльсом и особенно с Шотландией, где его игра распалась на наших глазах в сюрреалистической второй половине.Типичный для этого человека, он пришел в норму и в третий раз стал чемпионом Европы, обыграв Ленстер в Ньюкасле.
В тот день Фаррелл контролировал и властвовал тактически. Его постоянное участие и момент чистого класса, отдавший голевую передачу Шону Мейтленду за дебютную попытку Сарриса, были крайне важны для результата.
«Оуэн невероятно хорошо принимает решения и выполняет их», — говорит Дэнни Чиприани. «Он прилежный спортсмен. То, как он смотрит на вещи — и то, как он ими управляет — дотошно.”
Ведя сборную Англии на чемпионат мира по регби 2019 года, он должен обратить внимание на свою склонность браться за отборы плечом, потому что без него его страна далеко не уедет.
В насыщенный событиями год на поле он стал отцом вне его. Если Томми мечтает о карьере в регби, ему не обойтись без советов от отца и деда!
5 Лиам Уильямс
Без ошибок: Лиам Уильямс стал одним из лучших защитников в мире (Getty Images)
Возраст 28 (9.4.91) Тройка защитников
Лучший игрок в мире по мнению Жизель Мазер, которая цитирует своего шакала-спасителя на Гарри Рингроуза в финале Кубка Хайнекен как образец А. «Он современный JPR Уильямс, культовый герой», — говорит Сэм Уорбертон. бесстрашного и энергичного защитника.
4 Броди Реталлик
В отличие от всех остальных: навыки Реталлика не имеют себе равных в позиции блокировки (Getty Images)
Возраст 28 (31.5.91) Блокировка положения
Нет блокировки в мировом регби не имеет диапазона навыков Реталлика.Кто еще мог продать дерзкий манекен с 40 метров и пуститься галопом, как он сделал против Валлаби в августе прошлого года? Он был признан «Пробой года». Зверь, находящийся в контакте и готовый — посмотрите, как он уничтожил коридор сборной Англии прошлой осенью — его разгрузка и ловкость на широких каналах выделяет его среди других.
Начинаем наш список 100…
Наш следующий раздел из 100 лучших игроков…
Наш следующий раздел из 100 лучших игроков…
Наш следующий раздел из 100 лучших игроков…
Наш следующий раздел из 100 лучших игроков…
Наш следующий раздел из 100 лучших игроков…
Наш следующий раздел из 100 лучших игроков…
Наш следующий раздел из 100 лучших игроков…
Наш следующий раздел из 100 лучших игроков…
Наш бронзовый призер в списке…
Боден Барретт едва не выходит на первое место…
Валлийский талисман Алан Вин Джонс берет верх…
Не забывайте следить за Rugby World в Facebook и Twitter.
Продление права на участие в World Rugby может открыть дверь для новых захватов игроков
Решение World Rugby о продлении срока окончания трехлетнего правила отбора может открыть дверь в дом страны, пытающиеся «ограничить и захватить» ряд игроков в течение следующих 15 месяцев.
World Rugby в настоящее время переходит с трехлетнего на пятилетний вид на жительство для участников проекта, чтобы иметь право представлять страны, отличные от тех, в которых они родились или с которыми они связаны семейными связями.
Первоначально трехлетний период проживания — дата, когда игрок должен был проживать в указанной стране — фактически был май 2017 года, то есть игроки должны были быть ограничены этой датой в мае 2020 года.
Эдди Джонс обсуждает возвращение в регби
Тем не менее, World Rugby были вынуждены отложить отключение из-за пандемии коронавируса и, как следствие, нарушения сезонов регби, что означало, что у многих игроков не было возможности быть ограниченным.Руководящий орган решил продлить это ограничение до конца 2021 года, что означает, что игроки, подписавшие контракт в 2018 году, теперь могут пройти квалификацию в 2021 году, а не через два года после 2023 года.
Это означает, что игроки, подписавшие контракт после мая 2017 года, но до декабря 31 декабря 2018 года клубы на своих территориях могут быть захвачены, если они будут ограничены до новой даты отсечения в конце 2021 года. Это фактически открыло двери для профсоюзов, которые смотрят на иностранных игроков без ограничений, которые до сих пор не считались проектными игроками. , которые вели торговлю на своих территориях, должны быть ограничены.
Edinburgh prop Пьер Шуман может быть самым заметным бенефициаром, так как он получит право этой осенью. Ожидается, что в Ирландии Джеймс Лоу из Leinster, подписавший контракт в 2017 году, будет призван в конце этого года, в то время как Джаррад Батлер из Connacht и Крис Клоэте из Munster, Роман Саланоа и Кейнан Нокс будут выбраны согласно Irish Indepedent.
Тем не менее, именно в Англии и Франции игроки из Южной Африки, Антиподов и Тихоокеанских островов, которые пока еще не имеют верхних пределов, могут участвовать в процессе отбора в Премьер-лиге и Топ-14.
Официальное заявление World Rugby сегодня днем гласит: «Исполнительный комитет World Rugby утвердил поправку к Правилу 8 (право на участие) в июле для борьбы с исключительным нарушением пандемии COVID-19 в отношении необходимых критериев проживания для игроков, желающих пройти квалификацию. для национального союза.
«Критерии резидентства, изложенные в постановлении, должны быть увеличены с 36 месяцев подряд до 60 месяцев подряд 31 декабря 2020 года. Чтобы иметь право на участие на этой основе, игроки должны соответствовать требованиям к резидентству и представлять свой профсоюз перед предельный срок.
«Из-за нарушения международного календаря, вызванного пандемией COVID-19, возможности для игры были значительно ограничены в 127 членских союзах этого вида спорта, и соответствующие игроки могли быть лишены возможности представлять профсоюз на основании 36-месячного проживания по запланированная дата окончания и поэтому автоматически перейдет к 60-месячным требованиям.
«В свете этих исключительных обстоятельств Исполнительный комитет, проконсультировавшись с профсоюзами и международными игроками в регби, решил, что целесообразно продлить срок пребывания в 36 месяцев, установленный Правилом 8, до 31 декабря 2021 года.
«Исполнительный комитет также подтвердил, что игрок должен соответствовать как требованию о пребывании в течение 36 месяцев, так и представлять профсоюз до 31 декабря 2021 года или до этой даты, в противном случае на игрока будет распространяться правило 60 месяцев».